До Всемирного Потопа: Карел Чапек и разрушительный ход истории

Автор: Грегори Моррисон (Gregory Morrison)

Великим упущением концепции апокалипсиса является идея о том, что он приходит разом. Полное уничтожение настигает мир различными способами: с помощью зомби или коммунистов, террористов или обезьян, наркоманов или пришельцев. И почти всегда это огромная толпа – неодолимая масса.

Но катастрофа не приходит без предупреждения. Нацисты внушали трепет и отвращение своими внезапными атаками и выстроили всю свою военную силу согласно доктрине «молниеносной войны». Тем не менее, около 20 лет фашизм был основной политической властью на континенте, а протестующие критиковали и опровергали его теорию непрестанно. Когда пришли танки, лишь немногие были по-настоящему удивлены.

Чешский писатель Карел Чапек был одним из тех голосов сопротивления. В своем романе Война с саламандрами (1936) Чапек описывает самый медленный апокалипсис в истории литературы. Катастрофа надвигается шаг за шагом, и приносят ее наименее пугающие существа на планете – саламандры.

Даже в 1936 еще можно было остановить то, что стало неизбежным. В тот год Олимпийские игры проводились в Берлине, и нацисты ликовали из-за возможности заявить о биологическом превосходстве высшей расы. Чапек рос в последние годы XIX века, в эпоху, провозгласившую законом природы «выживание сильнейшего», что и дало дорогу нацистской идеологии расового элитизма.

«Война с саламандрами» начинается с загадочного предложения: «Не стоит думать, что эволюция, давшая возможность появиться нашей форме жизни, была единственной эволюционной возможностью на этой планете». Чапек ранее время от времени интересовался философией научной фантастики; конечно, более всего он известен тем, что придумал неологизм «робот» в своей сатирической пьесе «Р.У.Р.» (1920). Роман «Война с саламандрами» исследует проблему судьбы и детерминизма с беспрецедентной смелостью. С каждой страницей катастрофа подкрадывается ближе и ближе, и это движение размеренно, как работа огромного безжалостного механизма. Каждый шаг – это шанс изменить историю; к сожалению, люди очень редко осознают, что живут в историческом времени.

Весьма подходяще, роман «Война с саламандрами» повествует с помощью беспорядка повседневной жизни: через новостные репортажи, научные выводы, дипломатические телеграммы, заявления пресс-секретарей правительств и корпораций. Чапек смакует клише, избитые высказывания, знакомый нам словесный мусор, которым пользуются, чтобы говорить на темы, о которых сказать нечего. Язык работает таким образом, так как большая часть жизни сама по себе протекает согласно известным нам основам. Мы пользуемся избитыми предложениями, потому как мир, по большому счету, предсказуем. Чапек бы добавил: предсказуемо катастрофичен.

Действие романа начинается в южной части Тихого океана, где старый капитан Ван Тох открывает вид гигантских саламандр с уровнем интеллекта, подобным человеческому. Их маленькие руки чертовски умело справляются с добычей жемчуга. Но строптивые старые капитаны рассказывают множество баек, которым сложно верить. Когда сын кинопродюсера со своей свитой сталкиваются с саламандрами, его подруга хочет запечатлеть на видео этих существ, чтобы сыграть королеву тропиков в стиле фэнтези «а-ля Кинг-Конг». Отдельные кадры с саламандрами становятся доступными общественности и, по законам гласности, существа становятся очередной причудой.

Современное общество приспосабливает любой новый феномен к условиям индустрии культуры: кто-то придумывает способ продать, заработать на этом деньги. В Нью-Йорке ставят вдохновленный саламандрами мюзикл; на пляжах появляется новая модель купального костюма – «три ниточки жемчуга и больше ничего». Ритуал саламандр перед спариванием, коллективное раскачивание и шипение, заканчивающееся массовым оплодотворением, становится вдохновением к созданию нового распутного танца. Тем временем «Движение за подавление бессмертия» внезапно становится мощной силой: «проходят массовые демонстрации, несколько негров повешены или сожжены». Люди в негодовании находят козла отпущения, независимо от того, в чем проблема.

Только Г.Х. Бонди, «капитан промышленности», видит в этом нечто большее, чем источник дохода или любопытство. Он основывает синдикат «Саламандра», сообщество политиков и бизнесменов, чтобы командовать саламандрами. Бонди мечтает о переделе мира: у него планы на «новые берега и каналы, насыпные дороги, соединяющие континенты, целую сеть искусственно созданных островов, авиарейсы через океан, новые континенты, построенные в океанах».

Он «заинтересован бизнесом, как художник». Один из его соратников-капиталистов критикует его за то, что он говорит о новом предприятии, «будто это роман», а Бонди соглашается: «мы должны быть поэтами, если хотим сохранить мир в движении». Эти поэты капитализма сочинят «хвалебную песнь труду». Синдикат «Саламандра» не размалывает мир за дешево; это искусство, и песня, восхваляющая труд, как таковой.

Он посулил «новый Генезис […] новую Атлантиду […] Новые Миры, которые человечество выстроит для себя […] Да, естественно, мы на пороге Утопии. Мы прямо в ней, друзья мои». Но пообещать мир недостаточно – для толпы нужно отыскать полноценный набор легенд и сказок.

Понаблюдав за тем, как общество со своими заботами низвело саламандр до очередной мелкой сошки, Бонди произносит волнующую речь перед синдикатом «Саламандра». Здесь и дерзость, и страсть, и артистизм – одним словом, индивидуальность. Бонди отказывается вписываться в шаблоны, предлагаемые культурой; он – настоящий изобретатель.
Вот как люди начинают фантазировать об эксплуатации этих существ. Политика становится тем, за что люди хватаются и о чем спорят. Не взвешиваются никакие решения и последствия: жизнь общества становится мелодрамой.

Свидетели торговли саламандрами рассказывают совсем другие истории. Из «Пиратов двадцатого века», вымышленных мемуаров за авторством «Э. Э. K.», Бонди узнает, как саламандр перевозят из порта в порт в вонючих резервуарах с гнилой водой, подернутой маслянистой пленкой и полной еды и нечистот.

За шахматной партией Э. Э. K. рассказывает приятелю, торговцу саламандрами по имени Беллами, что их работа «гнуснейший вид работорговли». Беллами в этом не уверен: «саламандры есть саламандры», — говорит он, а Э. Э. K. отмечает, что люди говорили то же самое об африканцах во времена рабства. Беллами отвечает: «А разве это не так!» А затем добавляет «Шах!»

Далее следует один из самых значительных монологов романа:

Эту партию я проиграл. Меня вдруг охватило такое чувство, будто каждый ход на шахматной доске не нов и был уже когда-то кем-то сыгран. Быть может, и история наша была уже кем-то разыграна, а мы просто переставляем свои фигуры, делая те же ходы, и стремимся к тем же поражениям, какие уже были когда-то. Возможно, что именно такой же порядочный и скромный Беллами ловил когда-то негров на берегу Слоновой Кости и перевозил их на Гаити или в Луизиану, предоставляя им подыхать в трюме. И он не думал сделать ничего плохого, этот Беллами. Беллами никогда не хочет ничего плохого. Поэтому он неисправим.

Решение Бонди дать саламандрам динамит и обучить техническим навыкам становится фатальным. Вода служила занавесом, скрывающим саламандр и их энергичный труд, но теперь эта тишина стала зловещей. Спустя годы убийств, рабства, эксплуатации саламандры наносят ответный удар. То, что выглядело обычным природным бедствием в Луизиане, оказалось последствием деятельности саламандр, которые подорвали практически весь штат в районе Мексиканского залива. Их главнокомандующий, Верховный Саламандр, заявляет, что саламандрам нужно больше места для жизни, что они собираются затопить мир.

Человечество пытается противостоять, сбрасывая бомбы и паля из орудий, но море представляет собой неколебимую крепость; саламандры способны сражаться на суше, а люди под водой долгое время сражаться не смогут. Саламандры обладают необходимыми знаниями и оружием, в их успехе сомневаться не приходится. В самом конце, в главе под названием «Автор беседует сам с собой», даже Чапек признает, что вымирание человеческого вида неизбежно.
Так кто же в ответе за эту цепь гротескных событий? Пан Повондра, швейцар всемогущего промышленника Бонди, винит себя.

Повондра мучительно переживает, что «инстинкт, которым он всегда руководствовался, дал осечку», когда в дверь его господина постучал незнакомец. Мужчина, представший перед ним, капитан Ван Тох, не выглядел, как странствующий моряк или попрошайка; он был толстым и пыхтел, «вытирал лоб платком». Повондра, не поддающийся спонтанным решениям или проявлению собственной воли, «внезапно решился принять на себя всю ответственность», и впустил этого человека.

Саламандры восхищали Повондру. Он отвел своего сына на цирковое представление, где измученную, хилую саламандру вычерпывали из бочки и заставляли решать матиматические задачки. Это терзало его, но он не чувствовал, что должен как-то действовать. Потакая новому интересу Повондры, Бонди приказывает доставлять все новостные заметки, касающиеся, саламандр, Повондре домой. По воле случая, теперь в его доме собрана история саламандр. На 70 страницах романа в виде репортажей и заголовком, в главе, названной Чапеком «По ступеням цивилизации», саламандры восстают из мрака, чтобы захватить власть.

Каждая страница кричит о знакомых проблемах: экономических показателях, недавних восстаниях, болезнях и нестабильности. Тем не менее, бесконечный поток газет, напечатанных на дешевой целлюлозе и мокрой типографской краской, обнадеживает людей, обеспечивает целостность мира. Никто не замечает, что за этой суматохой скрывается одно единственное сообщение: конец близок. Только когда саламандры достигают Влтавы, главной реки Праги, пан Повондра осознает, что натворил. Впустив Ван Тоха к Бонди, он бросил факел в пороховую бочку. Так, история саламандр является не совсем хобби, а свидетельством единственного разрушительного достижения Повондры.

Как и многие его предшественники, в конце концов, Повондра напоминает монстра, которого он и сотворил. Ранее в романе, интеллект саламандр измеряет «экспертная комиссия». «Нет никакой необходимости переоценивать их интеллект», так как «ни в коем случае он не превышает интеллект среднего нашего современника». Это абстрактное умозаключение «четко содержит в себе идеи и мнения, бытующие в современном обществе», и говорит лишь о том, «что было услышано или прочитано». Наконец, наибольшего осуждения заслуживает то, что «естественно, не может быть и мысли о независимом мышлении».

Пан Повондра не является плохим человеком, но он совершенно обычный человек. Он знает, что мир не идеален, но мир не так уж и плох. В конце концов, в нем есть и хорошие люди. Но в этих хороших людях и скрыта проблема, потому что они никогда не находят время противостоять разрушительному ходу истории. Человек, подобный Повондре, путает благовоспитанность с цивилизованностью; у него нет основательных аргументов против войны или эксплуатации, но бунты ему противны. Как сказал Чапек о расцвете фашизма: «Это не восстание масс, а массовый провал индивидуума».

Читатели романа часто склонны думать, что саламандры олицетворяют нацистов – эти существа так обозлились из-за унижения, что уничтожают мир. Согласно такой идее, нацисты, как и саламандры, нечеловеческие, дикие существа, действующие неразумно, руководствующиеся импульсом. Они грубо нарушают законы разумной цивилизации, построенной на научных основах. Такая идея опускает тот факт, что саламандры являются жертвами законов технократии и восстают против нее. В эпоху производительности и низких цен ничто не может быть более неуместным, чем доброта, равенство и справедливость. Есть место лишь дерзким концепциям и смелым планам, элегантным решениям проблем и хитростям. Если в процессе кто-то должен пострадать, что ж – саламандры есть саламандры.

Наверно, наивно кричать «никогда больше!» перед лицом зла. Этот обет нарушался год за годом с тех пор, как лагеря смерти были освобождены. «Война с саламандрами» — смешная сатира, но смех этот душит, а лицо клоуна кажется неуютно знакомым. И в конце автору больше не с кем говорить, кроме себя, и он замечает: «Я не знаю, что потом». Это говорит об отчаянии и одновременно шепчет об имеющихся возможностях.

Жена Чапека говорила, что он «чемпион будней», и его апокалипсис развивается в дебрях повседневности. Повондра более трагичный персонаж, чем Бонди, так как скромный швейцар способен понять, что мир мог бы быть лучше; Бонди же, предполагаемый гений капитализма, оказывается рабом сил, которые обещал контролировать. Если саламандры, невинные и притесняемые, смогли создать новый мир с помощью инструментов, данных им человечеством, так ли мы беспомощны на самом деле?

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ