Журналист, который (возможно) разоблачил Елену Ферранте: «У меня нет сожалений»

Автор: Марина Лаурино

В прошлом месяце журналист итальянской газеты Il Sole 24 Ore Клаудио Гатти опубликовал расследование по поводу личности Елены Ферранте, автора международного бестселлера-тетралогии Неаполитанские новеллы. Гатти привел четыре убедительных доказательства, основанных на финансовых записях и сведениям о недвижимости, что Ферранте – это переводчица Анита Райя (хотя его разоблачение, по сути, остается лишь теорией). Статья была приурочена к ноябрьскому изданию Frantumaglia (Путешествие писателя) – сборник писем, эссе и переписки Ферранте.

Гатти утверждал, что многочисленные интервью Ферранте вместе с ее решением придумать свою биографию, сделали ее фигурой, стоящей журналистского расследования. Я написала рецензию на Frantumaglia, в которой раскритиковала Гатти. Он связался со мной, чтобы обсудить этот вопрос, и я предложила интервью, которое мы провели по и-мейлу. Несколько дней спустя мы встретились, и нижеследующее интервью – результат нашей переписки и встречи.

На протяжении более чем трехчасовой дискуссии мы спорили о природе истины в документальной и художественной литературе, что, как мне кажется, и есть главное в различии между Ферранте, автором художественной литературы, настаивающим на анонимности, и журналистом, который исследовал ее личность. Мне вспомнился поэт Марк Доти и его простое и элегантное определение жанра: чей-то привычный способ создания смысла.

Гатти, азартный репортер, создал смысл через наличие фактов на странице, он следовал журналистскому инстинкту – факты подтверждают действительность. Ферранте, как романист, ищет смысл через создание ее рассказчиков: «Истории, которые вы рассказываете, слова, которые вы используете и совершенствуете, персонажи, которым вы даете жизнь, – пишет она в Frantumaglia, – это лишь инструменты, с которыми вы ходите кругами вокруг ускользающей, безымянной, бесформенной вещи, принадлежащей только вам, и которая, тем не менее, является ключом ко всем дверям».

И проблема – а что нам дает знание настоящего авторского имени – остается такой же непонятной и зависящей от того, через какие очки человек смотрит на мир.

В прошлом месяце вы попали в мировые заголовки после публикации своего расследования, в котором вы вроде как раскрыли личность Елены Ферранте, которая писала под псевдонимом последние 25 лет. Фанаты приняли почти как всеобщее оскорбление то, что вы назвали переводчицу Аниту Райя автором ее работ. Вы были удивлены яростью, которую вызвала ваша статья?

Я не был удивлен критикой и ее грубым тоном. Мои истории часто вызывают сильную реакцию личностей, о которых я пишу, или их сторонников. С тех пор, как я узнал, что у Ферранте очень преданные поклонники, я также знаю, что они могут атаковать меня. Но риск быть раскритикованным не отпугнул меня, так как я был убежден, что моя работа обогатит читателей. И я думаю, так и случилось для тех, кто прочел 2 части моего расследования.

Хотя я был удивлен характеру некоторых обвинений в мой адрес. В частности, обвинений в сексизме или, еще хуже, в литературном эквиваленте сексуального насилия. Это было неожиданно. И это абсолютно необоснованно, учитывая, что когда я начал работать над статьей, то, зная римские литературные круги, у меня было два варианта: Анита Райя или ее муж, неаполитанский писатель Доменико Старноне. Инстинктивно я считал, что это Райя, но 50/50 Ферранте могла оказаться и ее мужем, то есть мужчиной. Другими словами, я охотился на загадку, не на женщину.

В итоге я был удивлен лицемерием тех журналистов, которые подпитывали ту отвратительную болтовню, которая возникла в блогосфере. Я понимаю, что дискуссия, ограниченная 140 знаками, неизбежно поверхностная, но она может стать неприятной. Я не мог предвидеть, что многие журналисты будут распространять и вторить этим 140 буквенным атакам.

Кроме шквала критики от прессы, были ли какие-то неприятности в личной жизни, например, стычки с друзьями или родственниками, с тех пор, как опубликована статья?

Все мои друзья поддерживали меня, многие были оскорблены язвительностью. Конечно, они все очень хорошие и заботливые люди. Но я, правда, считаю, что они так отреагировали, потому что они прочли обе части моей статьи. Уверен, что люди, которые попытались вникнуть в нее, были более склонны согласиться с тем (как написал мне культурный обозреватель Le Monde), что мое расследование было «важной работой, которая способствует пониманию книг Ферранте».

Итальянский журналист Беппе Севернини написал статью в The New York Times под названием «Литературный секрет полишинеля Италии», которая утверждает, что некоторые итальянцы подозревали, что Анита Райя и есть Ферранте. Вы согласны, что это не было тайной? И если да, то почему люди предполагали это?

Беппе прав. Как я сказал, в литературных кругах Рима достаточно многие знали, что это или Анита, или ее муж. Эти круги тесные, все друг друга знают, и личность итальянской литературной звезды мировой величины № 1 (после Умберто Эко) не могла долго оставаться в тайне. Поэтому одно из главных обвинений против меня – о раскрытии Ферранте – беспочвенно, потому что ее настоящее имя было известно многим.

Но почему они подозревали переводчицу с немецкого, которая никогда не опубликовала ни одной художественной книги?

Филологический и компьютерный анализы в 2005 привели к Старноне. Частью моего исследования было, как же мужчина мог написать подобное, это чисто женское восприятие. Так что половина людей знала, что это была женщина из той же семьи. Анита Райя не была писательницей, но она превосходный интеллектуал, она переводила Кафку, она была компаньоном Старноне 25 лет. Они знали ее и знали ее глубину.

На протяжении десятилетий журналисты постоянно спрашивали Ферранте, почему она сохраняет анонимность, и она начала придумывать вымышленные истории о себе – если Ферранте, конечно, Райя. Как вы и заметили, она говорила, что является дочерью портнихи из Неаполя, что этот город повлиял на ее детство, юность и раннюю молодость, что у нее есть сестры. Ни один из этих фактов не соотносится с фактами жизни Райя – ее мать была учительницей, она выросла в Риме и у нее есть один брат. Как вы думаете, почему она придумала себе биографию, которая соответствует ее художественным произведениям, вместо того, чтобы остаться в тени выбранной анонимности?

Думаю, что Анита Райя попала в тупик из-за агрессивных усилий издателей продать ее книги и создать ей международный успех. Сейчас я ссылаюсь на множество интервью, о которых ее просили, и в которых она вынуждена была пойти на искажение фактов, чтобы ответить на вопросы, не раскрывая себя. И еще более настойчиво я обращаю ваше внимание на La Frantumaglia, единственную документальную книгу-автопортрет Елены Ферранте, опубликованную в 2003 г. в Италии и недавно переведенную на английский.

Эта книга была результатом умного пиара Сандры Оззолы, одного из ее издателей, которая известила итальянскую прессу, что она написала «открытое письмо Елене Ферранте» с призывом ответить на «здравое желание читателей узнать ее получше». Таким образом, Ферранте попросили предоставить немного личной информации. Эти крупицы информации, несомненно, должны были связать ее с антуражем неаполитанских новелл. Но это было сложно из-за труднодостижимого баланса между правдой, которую ожидали читатели, и необходимостью не выдать слишком много личного, чтобы не быть узнанной. Ей дали невыполнимую задачу. Поэтому она собрала эту мозаику из правды и неправды, чтобы полностью удовлетворить цель книги и ответить читателям, кто же она на самом деле.

К примеру, в очерке, давшем название книге, она пишет: «Моя мать оставила мне слово из ее наречия, описывающее, как она чувствовала себя, терзаемая противоречивыми чувствами, разрывавшими ей сердце. Она говорила, что внутри нее сидит frantumaglia, нагромождение осколков, обломков. … Frantumaglia угнетала ее. Иногда она вызывала головокружение у нее, иногда привкус железа во рту. Это слово означало тревогу, ничего определенного, оно относилось к разнообразному множеству вещей в ее голове, обломкам в мутной воде ее разума».

Лично я верю, что данный абзац описывает правдивые события. Писательница не рассказывает об источнике этих сильных ощущений, причиняющих страдания ее матери, но я полагаю, их причина в экстраординарном личном опыте Голди Питценбаум, ее матери, которая была молодой еврейкой без гражданства во время Второй Мировой войны, о чем я рассказал во второй части моего исследования. Писательница не могла рассказать этого, потому что это раскрыло бы ее. Вот так она была вынуждена скрыть существенную часть биографии от своих читателей.

Вы уважаемый журналист, занимающийся расследованиями. Но люди были разочарованы тем, что вы использовали для своей работы такие методы, как отслеживание данных об имуществе и финансах, чтобы идентифицировать обычную женщину, которая долгое время отстаивала свою анонимность, защищавшую творческое пространство, и необходимую для ее работы. Почему вы считали таким необходимым раскрыть ее личность?

Я журналист, занимающийся расследованиями, и моя работа разоблачать ложь. Годами автор и ее издатели лгали, отрицая, что автор – это их переводчица Анита Райя. Но для меня решение разгадать эту загадку раз и для всех было началом работы. Поэтому я провел почти полтора месяца, следуя финансовым следам, оставленными коммерческим успехом книг, и три месяца, анализируя, какие авторы повлияли на ее слог, и реконструируя ее семейную историю. Я уверен, что история жизни ее матери – история женщины, которая пережила самые ужасные гонения и самые сложные испытания, – оказала сильное влияние на все ее книги. В итоге жизнь Голди Питценбаум – история выживания сильной женщины. А что тогда «Неаполитанский квартет» и «Дни одиночества», если не истории выживания сильной женщины?

Думали ли бы вы по-другому о раскрытии личности Ферранте, если бы она не лгала о своей биографии?

Я бы не сделал бы этого, если бы Ферранте и ее издатели не играли в кошки-мышки с прессой почти четверть века. Это был не мой выбор, а их. Каждый, кто играет в прятки, должен знать, что быть пойманным – это неотъемлемая часть игры.
Они утверждали, что хотят, чтобы «книги жили своей жизнью», но на самом деле они жаждали внимания прессы и устраивали интервью в изданиях по всему миру. Затем они публикуют нон-фикшн, в котором среди интервью есть длинный очерк, представленный как автобиография автора, полный информации, вводящей в заблуждение. Это не могло продолжаться долго.

Я не одинок в своих мыслях. В рецензии на Frantumaglia критик Нью Йорк Таймс Митико Какутани пишет: «Эта книга – 384 страничный отказ от ее утверждения, что текст – это «независимая вещь с собственной структурой, собственными вопросами-ответами»... Здесь значительное количество интервью, в которых автор привлекает внимание к обсуждению ее жизни (или того персонажа, который называется Елена Ферранте), и решение напечатать эту книгу, кажется, идет вразрез с ее заявлением, что произведение должно существовать вдали от запросов медиа и рынка». В некоторых письмах, играя с прессой в кошки-мышки, Ферранте кажется одновременно уклончивой и пассивно-агрессивной. … Ирония в том, что эта часто раздражающая книга с интервью и размышлениями должна – при их избыточности – появиться как утверждение сформулированного мнения Ферранте: «Я думаю, что вряд ли у автора когда-либо есть что-то достаточно убедительное, чтобы добавить в книгу».

Элейн Блэр в ревью для New York Times Book Review пишет о том же: «Как показывает Frantumaglia, Елена Ферранте всегда была публичной фигурой. Она не только давала интервью по всему миру – для The Paris Review, Vanity Fair и Entertainment Weekly, для европейских газет и множеству итальянских изданий – но и опубликовала также эссе и переписку с итальянским режиссером Марио Мартоне, который снял фильм по ее роману Troubling Love. Взятые вместе переписка и все интервью дают возможность спросить, помимо вопроса о ее официальном I.D., а кто же она?»

Вы подходите к вопросу о личности как журналист – ваше расследование было предпринято с предположением, что Ферранте – публичное лицо и поэтому общественность имеет право знать, кто она. Но она не публичное лицо, принимающее решение, которое затрагивает наши жизни, а автор, который использует свое воображение, чтобы создать глубокую и звучную историю для читателей. Тогда по какой причине, кроме простого человеческого любопытства, общественность должна узнать, кто такая Елена Ферранте?

Знание мастера, ее истории, культурной и социальной биографии обогащает его творение. Я готов спорить, что незнание истинного лица автора ставит нас в строгие рамки и не дает понять его работу. Знание биографии молодого Диккенса дает больше остроты «Дэвиду Копперфилду», и, читая «Гордость и предубеждение», очень хочется узнать, каким человеком была Джейн Остин.

Как сказал несколько лет назад Адам Кирш, который получил премию Роджера Шаттака как критик, это может быть «круто» обсуждать, что знание жизни писателя – это не более чем отвлечение от того, что действительно имеет значение, то есть его работы, но «как только мы сравним две работы одного автора, мы начнем строить связь между ними – отмечать сходство предмета и темы, сюжета и техники. И так как биография автора – общий знаменатель для книг, мы не можем не рассматривать хотя бы элементарные представления о ней». Я не собирался распускать сплетни о жизни Ферранте. Это не понизило уровень писательницы до селебрити. Наоборот, это помогло объяснить и прояснить факторы, из которых получились ее работы.

Эгоизм – основа любого творчества, Джордж Оруэлл внес его первым в список мотивации писателя в книге «Почему я пишу». Харуки Мураками говорит о творчестве и эгоизме в своей будущей книге, отмечая, как творческие люди «постоянно вынуждены находить реалистические точки в компромиссе между собой и своим окружением». Компромиссом Елены Ферранте была необычная в наш беспощадный век самореклама; она очистила пространство в жизни, которое необходимо ей для концентрации, удалением своей фигуры из процесса издания книг. Будете вы чувствовать свою ответственность, если она перестанет писать?

До того, как она начала писать «Неаполитанский квартет», у нее был очень большой перерыв между книгами. Нам нужно будет прождать какое-то количество лет, прежде чем мы узнаем, продолжила ли она писать. Но опасение, что она не будет писать, мне кажется преувеличенным. Насколько я знаю, она пишет свои книге в полной изоляции в домашнем кабинете в Риме, а он остается таким же уединенным и безопасным, как прежде.

Я не понимаю, как потрясающая способность Ферранте схватывать духовную жизнь женщин могла каким-то образом заставить ее спрятаться от общественности. Это не потому, что ей нужно бродить по улицам Неаполя инкогнито. Так как же мое открытие могло разрушить ее писательские способности? Давайте судить здраво, если наступит тот день, когда Анита Райя признает себя Еленой Ферранте, она не станет целью папарацци. Она не Анджелина Джоли. Она успешный писатель. Худший вариант развития событий – это то, что ей придется подписать несколько книг. Малая цена за экстраординарное внимание прессы, которое подпитывает ее успех.

Но вы говорите о физическом пространстве. Как насчет психологического, которое нуждается в защите, пространства, которое каждый автор очерчивает для себя, исходя из своего положения?

Я журналист, а не писатель. У меня другое мышление. Я имею дело с фактами. Поэтому я не могу увидеть необходимость в разделении между личностью и писателем. Как журналисту, мне необходимо соприкасаться с реальностью, ничего больше. Возможно, я ограничен в данном вопросе – я не ощущаю проблему. Не могу представить, чтобы ей было нужно, что она не смогла бы получить как Анита Райя. Под псевдонимом Ферранте она доказала, что первоклассный писатель может создавать литературу, которая никак не связана с ее жизнью. Надеюсь, что она будет продолжать работу как Анита Райя.

И снова, если мы принимаем ваш аргумент, что Ферранте – это Райя, вы сообщили, что ее мать родилась в Германии в семье польских евреев. Вы пишете, что мать Райи, ее предки пережили «погромы в Польше, нацистские преследования в Германии, антисемитские законы в фашистской Италии, холокост». Это говорит о том, что Райя аутсайдер втройне в Италии и в пределах итальянского литературного сообщества: ее мать была вынуждена бежать из Италии в Швейцарию из-за законов Муссолини; Райя также по происхождению южная итальянка, ее отец – неаполитанец. В стране, в которой северная элита показывает глубокое классовое предубеждение против юга – это проблема, которую Ферранте неоднократно показывала в своих книгах, и она – женщина в преимущественно мужском литературном сообществе, жена высокоуважаемого неаполитанского романиста. Эта информация дает вам понять, почему она могла принять решение оставаться анонимным автором?

Уверен, что она скромная, закрытая личность, как она сказала в нескольких интервью, и ее история может объяснить эти особенности.

Теперь, зная все, есть ли у вас сожаления о публикации вашего расследования? Если бы повернуть время вспять, сделали ли бы вы тоже самое?

У меня нет сожалений. Иногда я мечтаю встретить Аниту Райя, поговорить с ней и отдать ей документы времен Второй Мировой войны о ее семье, которые я нашел во время своей работы. Сомневаюсь, что это случится. Но это было бы отлично.