Об этике черпания писательского вдохновения в настоящих преступлениях

«Как сделать так, чтобы пересказ не превращался в банальность?… И как придать убийцам человеческое лицо, не прославляя их?»

Можно с уверенностью сказать, что жанр настоящего преступления переживает сейчас не просто «момент».

По данным недавнего опроса YouGov, треть американцев хотя бы раз в неделю смотрят фильмы о подлинных преступлениях, а сериалы на Netflix регулярно попадают в десятку лучших. А на TikTok хэштег #truecrime набрал почти 20 млрд. просмотров. Тру крайм — не просто самая большая подкатегория документальных фильмов, но и растущая быстрее, чем все остальные жанры.

В связи с бурным ростом общественного интереса и вхождением жанра True Crime в мейнстрим, какова ответственность авторов и создателей программ при беллетризации или драматизации реальных ситуаций?

Как сделать так, чтобы при пересказе не допустить утрирования? Как исследовать движущие силы и биографию преступника, не переключая внимание на жертв? Как уберечься от эксплуатации или бесчувственного отношения к тем, кто остался?

Как придать убийцам человеческое лицо, не возвеличивая их? Или, что еще хуже, изобразить такого красивого и обаятельного убийцу, как Банди, не попав в ловушку чрезмерной сексуализации?

Мой последний роман От самого темного сердца , написанный под впечатлением от реальных преступлений и мгновенно ставший бестселлером Sunday Times в Великобритании (что, возможно, еще раз доказывает привлекательность этого жанра), исследует отношения между харизматичным серийным убийцей и девушкой, сыгравшей важную роль в его осуждении, которая спустя двадцать лет после его заключения все еще не может убедиться в его виновности.

«От самого темного сердца» представляет собой повествование с двойной временной шкалой. Мы видим, как еще ребенок Софи общается с парнем своей матери, Мэтти Мелгреном, в процессе подготовки к серии убийств, за которые он в конечном итоге будет осужден. А взрослая Софи пытается разобраться с вопросами, которые преследуют ее всю взрослую жизнь: действительно ли Мельгрен — убийца? Были ли улики здесь с самого начала? Или ретроспективный взгляд накладывает предупреждения, которых раньше не было?

Исследование наследия серийного убийцы глазами ребенка опирается на ряд реальных случаев — таких, как «БТК» Денниса Радера, «Убийца с Грин-Ривер» Гэри Риджуэя и Тед Банди, которые вели внешне обычную семейную жизнь, но при этом умудрялись скрывать свою «деятельность» от жен и детей. Иными словами, мужчины, сумевшие скрыть свои наклонности за маской нормальности.

Книга затрагивает мою увлеченность психикой преступников. Не меньше, чем менталитет зла, меня интригует то, как серийным убийцам удается одурачить близких им людей, что с таким человеком можно разделить жизнь, ни о чем не подозревая.

Многое написано с точки зрения жены серийного убийцы, но меня поразило, что очень мало написано с точки зрения ребенка. Я хотела понять эти отношения и их наследие, ни в коем случае не восхваляя убийцу, но в то же время рассматривая, что значит быть монстром и что значит любить его.

Это подразумевало изображение человеческой стороны серийного убийцы, что, конечно, представляет собой некую этическую дилемму. В конце концов, является ли представление серийного убийцы как «не совсем плохого» шагом к сопереживанию и, следовательно, к его прощению?

Я так не думаю! Изобразить убийцу многогранным — значит создать реалистичную картину. Никто не может быть только добрым или только злым. Каждый — герой своей истории, и только диснеевские злодеи ходят, крутят усы и говорят: «Муа-ха-ха...».

И разве убийца, который добр к ребенку, питает склонность к мороженому «Баскин Роббинс» и обладает глупым чувством юмора, не более, а менее тревожен, чем персонаж мультфильма, с которым мы не можем сродниться?

Утешает мысль о том, что у зла есть лицо, что мы узнаем его, если наткнемся на его след. Но женщины, которые каждый день стекались к зданию суда, чтобы посмотреть на процесс над Тедом Банди, и говорили журналистам, что не считают его виновным, потому что он «не похож на убийцу», показывают, что самыми страшными людьми часто оказываются те, кто выглядит наиболее человечно. Банди, безусловно, выглядел именно так — человек, убивший 30 человек по всей территории США, но сумевший так хорошо спрятаться, что никто никогда его не подозревал.

Если лучшая криминальная литература не только развлекает, но и заставляет задуматься общество, то не важно ли изображать преступления и убийц как можно более реалистично

Режиссеров критикуют за сексуализацию Банди в фильме «Красивый, плохой, злой» («Extremely Wicked, Shockingly Evil and Vile»), в котором роль Банди досталась голливудскому красавчику Заку Эфрону. Аргумент заключается в том, что исполнение роли знаменитого убийцы красавцем подрывает наш инстинкт осуждения.

Это воспринимается как унижение его жертв. Как неуважение к жертвам. Но я считаю, что если не изображать его красивым и обаятельным, то это будет самым настоящим упущением по отношению к реальности того, кем был Банди и как он смог одурачить близких ему людей.

Джеффри Дамер — еще один пример убийцы, за изображение которого красавчиком кинорежесеры подвергаются критике. В сериале Netflix «Монстр: История Джеффри Дамера» мы видим, как актер Эван Питерс занимается с тяжестями и демонстрирует свой довольно мускулистый живот, блестящий от пота.

Разве это неправильно? В конце концов, и Банди, и Дамер использовали свою внешность, чтобы привлечь к себе жертв, как и мой герой Мэтти Мельгрен.

Взрослая Софи обсуждает проблему сексуализации убийцы. Как и о Банди, о Мельгрене был снят фильм, за который продюсерам досталось за то, что они выбрали такого красивого актера. Но Софи задается вопросом, не будет ли преуменьшение его привлекательности оскорблением для женщин, которых он убил? Ведь если бы Мэтти был социально нестабильным «троллем», он не смог бы так заманить свою жертву и заставить ее довериться ему.

Оставлять этот аспект без внимания в любом повествовании было бы не только неточно, но и не объяснило бы, почему их жертвы попадали к ним в плен. Да и вообще, в обществе, столь озабоченном телесностью, почему в аналогичных обстоятельствах любой из нас мог бы оказаться на их месте.

В «От самого темного сердца» я изобразила преступника красивым и обаятельным. Я не пытаюсь прославить «убийцу», а скорее стремлюсь показать последствия его преступлений и то, почему он смог одурачить как своих жертв, так и близких ему людей.

При этом я надеюсь, что написала роман, в котором исследуется влияние серийных убийц на тех, кого они оставили, реальность того, как они смогли сделать то, что сделали, но при этом ни в коем случае не восхваляется чудовище.

Виктория Селман

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ