- Вот что, Людмила, - сказал он тихо. Она привстала, широко открыв глаза. - Что-нибудь случилось? Ганин пристально посмотрел на нее и ответил: - Да. Я, оказывается, люблю другую женщину. Я пришел с тобой проститься.
Она заморгала спутанными своими ресницами, прикусила губу.
- Это, собственно, все, - сказал Ганин. - Мне очень жаль, но ничего не поделаешь. Мы сейчас простимся. Я полагаю, что так будет лучше.

И вот когда я это прочитал, я захлопнул книгу и тихо, едва различимо матюгнулся. Однопалатники спросили меня, чего это я бурчу. Я передал им книгу, показал на этот абзац. Рассказал, что была у меня женщина, и я ее любил. Но любовь закончилась, и надо было заканчивать и с женщиной. Но я не знал как. И день ото дня откладывал расставание. Потом придумывал, что и как я ей скажу. Потом придумывал, что и как я ей буду врать, потому что просто так она меня не отпустит. Потом придумывал изощренное вранье, чтобы уж наверняка. И, в общем, расстались тяжело, со скандалом, с взаимной ненавистью.

Мужики молчали. Прониклись.

- Правильно, - сказал первый. - Сколько раз расставался с женщинами, и никогда не мог додуматься до такой простой вещи, как просто сказать - я ухожу. Всегда приходилось что-нибудь придумывать...

- Ага! - продолжил второй. - Я незадолго до свадьбы понял, что моя невеста - не тот человек, с которым я хочу жить. И не нашел ничего лучше, чем сказать, что я стал импотентом. Так она сначала порывалась проверять, потом уговаривала меня лечиться и чуть силком к андрологу не тащила.

- Я, чтобы от своей первой жены уйти, стал изображать алкоголика. Так чуть на самом деле не стал им... - прогундел из угла третий.

- А я свою стал донимать мелочными придирками, так она сама на меня на развод подала.

- А я никогда никого не бросал, - просопел еще один. - Это меня все бросали.

- ...даки вы! - отчеканил от окна старый дед. - А мы с моей Антониной сорок шесть лет вместе прожили.

- Только потом разошлись? - ехидно спросил из угла тот, который чуть алкоголиком не стал.

- Ну, можно и так сказать. Бог нас развел в разные стороны. Ее к себе забрал, меня тут оставил, подумать, помучиться над ответами, как я ей на том свете буду объяснять, что пару раз нагрешил...

Такие вот разговоры могут возникнуть вечером в больничной палате на десять мужиков, пятеро из которых только что прооперированы, а пятеро просто больны так, что встать не могут. Мне тогда 24 было. И я себе дал зарок - если вдруг, когда-нибудь, надо будет расходиться, я об этом скажу вот так же, как Ганин.

И что же? Спустя три года, когда опять сложилась такая ситуация, я начисто забыл про то, что сделать можно все просто, без лишних нервов...