Лунатики

​Тишина проснулась раньше нас и потянулась, как кошка, с ласковым удивлением смотря то на всё ещё спящую тебя, то на меня.
Открыл глаза и улыбнулся тишине. Захотелось.. погладить тишину.
Рядом со мной на постели — дыхание женщины.
Если закрыть глаза и прислушаться, то кажется, что переспал с дыханием женщины, словно оно — удивительное и почти немыслимое существо, с которым можно переспать и даже поговорить, выплакав горе, прижав это мягкое и тёплое дыхание к груди, словно нежного зверька.
Какая ты смешная и милая, когда спишь…
Знаю, тебе не нравится, когда на тебя смотрят когда ты спишь: ты чувствуешь себя беззащитной и словно раздетой.. до сна.
 
Не многие ощущают эту чуткость обнажения — дальше тела, словно тело — всего лишь одежда души, и в её очаровательных складочках, порой действительно нет ничего постыдного, а вот в наших снах, нежно сливающихся с безмятежной и ранимой доверчивостью нашего лица и положением всего тела.. на миг как бы ставшего — лицом всей души…
Что тебе сейчас снится, солнце моё?
Заметила, какой я сейчас смелый? Называю тебя.. солнцем.
А ты ничего ещё не знаешь о моих чувствах к тебе.
Считаешь меня другом..

Вечеринка осталась позади, карей памятью натянутых крыльев, звеня за плечами.
Как крылатые дети в раю, наигравшись, натанцевавшись в небе, мы легли спать там, где застиг сон, словно сон был тёплой и густой капелькой янтаря, стекающего с карей коры вечера, и вот, женщины и мужчины, в счастье своём, ставших как дети, замерли в янтаре сна — райскими мотыльками.
Как же смешно и сладко ты дышишь, солнце моё: сердцебиение дыхания..
Хочется прильнуть губами к этому забившему родничку дыхания, вобрать его в себя.. впустить тебя в себя — целиком.
В гостеприимной гостинице моих губ смешалось бы моё дыхание и твоё: у нас стало бы одно дыхание на двоих: андрогинное дыхание, и я бы прошептал тебе что-то самое важное, мы.. прошептали бы тебе, ибо ты была бы во мне, как душа и крыло, прижавшееся к моему плечу, смотря на спящую себя, с улыбкой говоря мне: 
- Я милая, правда? Она ещё не знает, что у нас с тобой что-то есть… а скоро и у неё будет.
 
Я робкий. Я хочу это сделать, очень… но не посмел бы, зная, что ты возможно не одобрила бы это.
Есть в этом что-то странное: словно древнее чудовище и вампир, я на заре похищаю твоё дыхание, душу..
А это ты у меня похитила душу и дыхание моё уже давно волочится за тобой, словно бездомный и невыспавшийся зверь.
Вот забавно было бы, если бы ты открыла глаза и увидела… перед собой моё лицо.
Разумеется, ты подумала бы, что я хочу тебя поцеловать.
Но это не так. Я хотел… хочу, невинно поцеловать лишь твоё тёплое дыхание.
Ты бы мне не поверила…
Да и кто бы поверил? А я возможно, как бесприютный ангел, вобрал твоё дыхание в себя: мои лёгкие были бы словно беременны твоим милым дыханием, теми корнями воздуха, слов, которыми ты днём будешь нежно общаться с друзьями, читать вслух понравившуюся строчку стиха, или.. проговаривать наедине свои мечты и желания.
 
Боже мой! и этот милый воздух был бы во мне!
Я бы прижал его к груди, грустно обнял бы себя и тебя в себе, нежно прижавшихся ко мне изнутри, и ушёл бы навсегда, оставив дверь открытой, словно крыло за плечом.
Я бы один.. как ангел-одиночка, воспитывал нашего ребёнка — дыхание.
Оно бы выросло удивительным и небесным созданием: стихом или даже историей, которую ты однажды встретила бы среди дня в парке, и не узнала бы.. что она от тебя…
Но ты бы с улыбкой обратила внимание на глаза моей истории: у неё, как у тебя — серо-синие глаза.
 
Даже чуточку жаль, что я очень робок… Потому я… робко прикладываю ладонь к твоему дыханию.
Моя рука нежно целует твоё дыхание и словно бы закрывает глаза.
У тебя тоже закрыты глаза: всё как положено…
Так ещё никто не закрывал глаза при поцелуе, как ты: ты видишь сны, возможно, меня.. но я во сне не совсем я: я нежный шум листвы, дождь на заре или есенинский жеребёнок возле моря..
А впрочем, это я и есть. Я подлинный.
Я и не знал, что дыхание женщины во сне может быть не менее увлекательным, чем любимая книга.
Бездна… Помню, в детстве я также увлечённо играл с рыбками в реке: они были похожи на осеннюю листву.
Рука просто замирала в реке, как бы задерживая дыхание, и рыбки подплывали к ней сами, принимая за нечто родное, за часть природы, а я сидел на коленях, как при молитве, самой чистой и подлинной, о которой забывают многие взрослые, щурился сердцем на солнце в листве надо мной и улыбался, бог знает чему.
То ли солнце плавало в голубой ряби листвы и сладостно отзывалось в сердце, то ли.. рука в реке играла с солнцем и счастьем.
 
Нет, это выше моих сил.. моя рука вся в пузырьках мурашек, словно я и правда окунул её в течение твоего дыхания.
Рука сейчас нежно пропиталась твоим дыханием, как осенний лист пропитывается и сквозится солнцем и небом, как ребёнок, смотрящий на солнце сквозь лиловый осколок стекла.
Хочется поцеловать эту милую руку.. напоенную твоим дыханием.
Да, это уже не совсем моя рука — наша.
Закрываю глаза и целую тёплую от дыхания руку.
Если бы ты в этот миг открыла глаза и увидела, как я самозабвенно целуюсь со своей рукой, ты бы подумала, что у тебя друг — идиот.
А я просто.. люблю тебя.
 
Цветаева писала: я охотно посылаю (отсылаю, ссылаю!) свою душу в другие тела (на другие звёзды!) чтобы отсюда с ней же, или оттуда с собой же — беседовать: любовь..
Чудесно сказано, правда?
Боже! Сколько нас сейчас с тобой лежит на постели?
Как она выдерживает нас?
Ты сейчас во сне идёшь по берегу моря. Складки постели.. как рябь ветровая прибрежного песка.
Тело твоё на постели. Дыхание и душа твоя — во мне.
Я на постели и следую за тобой, по прибрежному песку.
Душа моя..
А кстати, где моя душа? Может у нас одна душа на двоих? Очень редкое явление, такое же редкое, как.. одна любовь на двоих. Быть может потому душу и любовь такую часто и не замечают, ищут.. а она уже рядом.
 
Кстати, как думаешь, могут ли души, выпорхнув из тел в томлении любви, ибо в любви хочется любить — дальше тела, нежно столкнуться, как лунатики?
Интересно, было ли хоть раз такое, чтобы.. лунатики столкнулись лбами на ночном карнизе крыши…?
Может, это мы с тобой?
Знаешь ли ты, что гомосексуализм, это лунатизм пола?
И ни черта это не норма, как многие думают, как не норма и поэзия, счастье, боль расставания, балет..
Может, жизнь вообще.. не норма, и всё так или иначе ненормально в этом безумном мире, где всё пытается преодолеть себя и вырваться в невесомость, преодолев притяжение формы, как грустной планеты.
 
Милая.. ты думаешь, что раз у тебя друг гомосексуалист, то ты в безопасности? 
А знаешь ли ты, что.. именно дружба, а не любовь, является живой памятью об андрогинах и таинственной природе человека, о которой писал ещё Платон, а Перси Шелли перевёл потом его «Пир», о гомосексуализме и таинстве мужской дружбы, но Мэри зачем-то подвергла цензуре этот перевод при публикации: любовь всегда ревновала к дружбе, не давая её крыльям расправиться: так младшая сестра всегда ревнует к старшей...
Интересно, почему? Может.. в дружбе есть нечто уникальное, что просияет однажды в искусстве и жизни, к изумлению людей?
 
Тебе раньше не приходило в сердце (почему многим приходит на ум, а не в сердце? В уме и так тесно.. Да и когда «в», а не на поверхностное «на» — как то пронзительней мыслится)
Что в самой дружбе, даже между мужчиной и женщиной, есть пряная оскоминка гомосексуальности?
Между поцелуем друга в губы, поцелуем очаровательного незнакомца и поцелуем человека своего пола, есть какая-то сладостно накренившаяся в темноту, единая плоскость крыла..
Пол, словно свет в одинокой комнате, «гостинице душ», выключили, и в темноте слышны лишь лица голосов.
В дружбе.. хочется поцеловать голос друга, даже обнять его — голос: пола нет.
Нет притяжения, уродующего любовь: сплошная невесомость и звёзды..
Магнитик дружбы.. он порой нежно разбивается, и тогда, ах! Спиной эмоции, боли — чувствуешь сладость притяжения со всех сторон, каждым сколом чувства, нежно разбитого существования, чувствуешь друга и мир через друга, и тогда малейшие пылинки его жеста, улыбки, мысли, сердцебиения… словно стекаются к тебе со всех концов мира!
 
Мне сейчас представилось нечто странное и художественное: ты — Ева в Эдемском саду. Ты спишь. Рядом с тобой ещё никого нет. Адама — нет. Он лишь снится тебе.. ты во сне улыбаешься и проводишь себе рукой по ребру.. бедру.
Женщина родилась у мужчины из ребра. У женщины, мужчина бы родился из бедра. Я то уж точно..
Ты меня словно выдумала, солнце моё. Я приснился тебе, и вот, я тут..
 Мой лунатизм пола на карнизе существования, был навстречу тебе, тебе одной.. возможно мне нужно было трепетно вобрать в себя женскую природу, пропитаться ею, чтобы.. понять тебя как никто другой и снова прийти к тебе, как бы сделав немыслимый и нежный круг жизни, родившись вновь для тебя.
 
Нет, это наваждение какое-то… Невозможно со спокойным сердцем смотреть на твоё дыхание и касаться его..
Если бы у ангелов были волосы, они были бы на ощупь такие же мягкие, невесомые, тёплые..
А ноготки твои.. боже мой!
Ты не любишь их красить, и это чудно: у тебя самый лучший и дорогой в мире лак: человеческая кровь, нежным эхом ранимой плоти проступившей у тебя под ноготками.
Нет ничего более эротичного и небесного, чем ноготки.
Их нежно-лиловая плоть за прозрачной, дразнящей перегородкой, словно цветы за  вечерним окном любимой женщины..
Ах, припасть бы губами к твоим ноготкам, к этим корсетикам ранимой плоти, которая почти — душа.
 
Рассказать тебе сон? 
Мне в последнее время снятся странные сны, а сны гомосексуалиста, влюблённого в женщину, странные вдвойне.
Как друг, я бы не решился тебе его рассказать. Но сейчас ты спишь. Твой сон — лунатик. Ему я рассказываю сон. Он поймёт.
Комната моего сна. Наши голоса в ней и силуэты тел у окна: четыре странных существа в сумерках комнаты.
Голоса стоят вместе у окна, держась за руки: два обнажённых тела, мужчина и женщина, сидят на постели.
Это ты и я. Ты протягиваешь мне руку с улыбкой… но мне почему-то стыдно протянуть тебе руку. Я её прячу.
Наши голоса у окна говорят о чём-то, а мы их толком уже не слышим: мы общаемся с тобой без слов.
Ты замечаешь как я прячу свою руку за спину, словно в ней у меня нож.
Протягиваешься с улыбкой к ней.. улыбка гаснет на твоих губах.
Подносишь к своему лицу пальцы — на них кровь.
 
Мне становится стыдно и больно.
Рука, как нашкодивший мальчишка, робко выглядывает из-под ребра, словно из-за угла стены: рука рождается из ребра, как Ева.
Рука изуродована, но следы красоты на ней заметны: изящные тонкие пальцы, синие веточки вен под тонкой светлой кожей.. но ногтей на руке нет.
Они выдраны и кончики пальцев кровоточат.
Оголённая плоть… ногти, словно крайняя плоть на кончиках пальцев, оттянуты в пустоту и боль.
Держа мою изувеченную, чуточку кровоточащую руку в своих руках, ты посмотрела мне в глаза и почему-то грустно, но нежно, спросила: я тебя никогда не было секса с женщиной?
Я научу тебя. Это не так сложно, мы поймём друг друга. У нас много общего: я иногда сама это делаю..
Ты взяла мою руку и положила к себе на живот.
Потом опустила ниже, и я тепло вошёл в тебя пальцами: ты вздохнула, прищурив сердце и глаза.
Вздохнул и я, от лёгкой и нежной боли, словно моя рука теряла девственность.
Пальцы кровоточили и по внутренней стороне твоего левого бедра змеилась алая веточка крови…
 
В другом моём сне всё было иначе и ближе к реальности.
Комната сна, но без стен. Море, своим лиственным шумом, то приближалось к нам, то удалялось.
Мы лежали на пляже посреди комнаты.
Ты обняла меня за шею, поцеловала в грудь и сказала улыбающимся шёпотом: с женщиной это просто, ты поймёшь, не переживай.
Только сперва… чуточку больно, но ты потерпи, милый, я сделаю всё нежно.
Привстала на колени, взяла член в руки, и, с улыбкой грусти, ногтем надрезала уздечку: пальцы словно смутились и на них проступил румянец моей крови. 
Всё, теперь можно, сказала ты.
Так совпало, что сегодня я снова девственница. У меня будет кровь и у тебя: мне будет не так одиноко.. Так мы лучше поймём друг друга.
 
Ты легла на меня сверху, привстала и плавно стала покачиваться в ритм набегающих волн друг на друга, а не на берег.
Я блаженно и навсегда ощутил себя в тебе, ощутил себя теплотой боли и доверчивым наслаждением, словно ты взяла наслаждение и сердце моё за руку, и вела куда-то через тёмный, рассветный лес после дождя.
Я чувствовал каждый тёплый атом твоей дрожи, малейший блеск моря у меня за плечами.. это было удивительно.
Войдя в твою душу и плоть, я словно рождался заново, для тебя одной.
Мужское и женское во мне, нежно смешивались в нечто единое, прочное и немыслимое, как новый вид лунного сплава: это снилось Платону наверно, к этому через тысячи лет придёт гомосексуализм..
 
Солнце моё… сейчас перед твоим сном и нежным телом твоим, склоняются на колени словно бы два существа, две природы во мне, мужская и женская: как два крыла у тебя за плечами, они… признаются тебе в вечной любви и дружбе.
Благодаря тебе, мужское во мне обрело черты, став решительным и сильным, как рыцарь, Абеляр, Байрон: он никогда не даст тебя в обиду никому.
Женское во мне… приобрело силуэт крыльев немыслимой чуткости и нежности за плечами рыцаря: силуэты Вирджинии Вулф, Элоизы, Цветаевой..
Родная моя, я подношу к твоим ногам, плечам, больше, чем могут дать тебе другие: всего себя, две природы своей, словно два крыла.
Всё, всё для тебя одной! Я расстилаю перед тобой крылья, как новую, небесную постель!
Примешь ли ты меня таким? Ради тебя эти крылья я могу оборвать, с лёгкостью.
Лишь бы быть с тобою, быть кем угодно, лишь бы с тобой…
Ты так мило улыбаешься во сне..
Ты ведь… спишь, моё солнце?