Больше историй

18 мая 2021 г. 14:20

1K

Ранняя проза Достоевского. Рождение мистика и гения.

В качестве «ранней прозы Ф.М. Достоевского» в литературоведении принято выделять, так называемый, докаторжный период творчества писателя (1846-1849 гг), когда были написаны первые произведения, некоторые из которых стали весьма известными. Однако в сравнении со зрелыми и наиболее популярными работами Достоевского, его ранняя проза часто оказывается недооцененной и малоизученной даже специалистами. В чем причина такого явления и почему отдельные ранние произведения писателя незаслуженно считаются менее весомыми?

Одной из наиболее вероятных причин такого явления можно назвать чрезвычайную художественную и философскую разрозненность ранних работ Федора Михайловича. Уже сам по себе этот факт весьма любопытен, поскольку интересно определить причины, по которым первый (и снискавший большой успех) роман писателя «Бедные люди» столь сильно отличается от таких произведений как «Двойник», «Хозяйка» или «Слабое сердце». Эти работы выглядят весьма странными на фоне своего более раннего собрата. И действительно, если «Бедные люди» вполне соответствуют существовавшим на момент их написания литературным традициям, то такие загадочные произведения, как «Двойник», даже по сегодняшним меркам, выглядят почти экстравагантно. Немаловажно отметить, что и во времена своего выхода в свет многие работы докаторжного периода были с недоумением приняты критикой и остались непонятыми публикой. В чем же причина таких резких различий ранних произведений Достоевского и как это характеризует их?

В действительности все творчество Федора Михайловича докаторжного периода является вполне целостным и гармоничным, если внимательно анализировать каждую работу, определяя ее суть, цели ее написания и функции, которые она была призвана выполнять в творческой вселенной писателя. Огромную роль в этот период жизни Достоевского в его произведениях играли личность и сочинения Гоголя. Федора Михайловича вполне можно назвать самым вдохновенным и успешным исследователем его произведений. Однако ложным было бы заявить, что Достоевский опирался на темы и персонажей Гоголя и заимствовал их для своего творчества. Писатель рассматривал, анализировал и интерпретировал уникальных героев (изобретенных вовсе не Гоголем) в своем раннем творчестве и раскрывал темы, связанные с ними, по-своему. Кроме того, наличие среди ранней прозы Достоевского таких культовых, на сегодняшний день, шедевров, как «Двойник», говорит о том, что уже в ранний период своего творчества Достоевский был сформировавшейся в идейном, философском и религиозном смысле личностью, которая была способна очень глубоко понимать окружающий мир и людей, его населяющих. Ведь именно «Двойник» демонстрирует читателю точнейшее знание Достоевским психологии, блестящее владение техническими аспектами писательской профессии и стремление затрагивать самые сложные и неоднозначные философские и религиозные вопросы. Достоевский рано созрел, как личность и, вопреки распространенному мнению, в молодые годы он вовсе не был наивным человеком или писателем, писавшим исключительно на остросоциальные темы. Такое заблуждение о Достоевском, думается, складывается у многих невнимательных читателей на основе романа «Бедные люди», который действительно выглядит достаточно типичным и наивным на фоне таких сложных, пугающих, трагических и полных глубочайшего психологизма шедевров, как «Хозяйка». Но нужно помнить, что «Бедные люди» - роман, с которым писатель выходил на литературную арену и потому его можно отнести к, так называемому, типу «практичных» произведений в карьере Достоевского. Хотя и этот роман при более внимательном рассмотрении (особенно при анализе его финала) оказывается вовсе не типичным и вовсе не простым.

Итак, о чем же писал ранний Достоевский? Уже в тот период на арену выходил знаменитый типаж Мечтателя, который в более зрелые годы преобразуется в таких персонажей, как Раскольников. Тот же период остро затрагивал тему психологии и духовной жизни, являя персонажей, чьи внутренние переживания требовали детального анализа. Уже в молодом возрасте Достоевский разрабатывал в своем творчестве сложнейшие вопросы, которые большинство писателей ставят перед собой в гораздо более зрелые годы. Еще в докаторжные годы своего творчества Достоевский, без сомнения, стал великим писателем и мыслителем и случилось это благодаря чрезвычайной остроте восприятия писателя и склонности к экзистенциальным кризисам, которые (вопреки распространенному мнению) были свойственны Достоевскому еще до каторги.

Что это были за кризисы? Все, кто изучал биографию писателя, знают о том, какое впечатление на него произвели смерть А.С. Пушкина, непростой характер отца или известный случай с изнасилованием маленькой девочки, невольным свидетелем последствий которого стал писатель в детстве. Все это отразилось на мироощущении и творчестве Федора Михайловича и, разумеется, побудило его к серьезнейшим переживаниям и размышлениям уже в самые юные годы. Исследователи определяют весьма любопытный эпизод, который вполне можно именовать экзистенциальным кризисом. Упоминания о нем Достоевский оставил в фельетоне «Петербургские сновидения в стихах и прозе» (1861 год). Уже в зрелые годы писатель, очевидно, рассказывает о собственных впечатлениях юности.

Я страшный охотник до тайн. Я фантазер, я мистик, и, признаюсь вам, Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербурге, я как-то всё боялся его. Помню одно происшествие, в котором почти не было ничего особенного, но которое ужасно поразило меня. Я расскажу вам его во всей подробности; а между тем, оно даже и не происшествие — просто впечатление: ну ведь я фантазер и мистик! Помню, раз, в зимний январский вечер, я спешил с Выборгской стороны к себе домой. Был я тогда еще очень молод. Подойдя к Неве, я остановился на минутку и бросил пронзительный взгляд вдоль реки в дымную, морозно-мутную даль, вдруг заалевшую последним пурпуром зари, догоравшей в мглистом небосклоне. Ночь ложилась над городом, и вся необъятная, вспухшая от замерзшего снега поляна Невы, с последним отблеском солнца, осыпалась бесконечными мириадами искр иглистого инея. Становился мороз в двадцать градусов... Мерзлый пар валил с усталых лошадей, с бегущих людей. Сжатый воздух дрожал от малейшего звука, и, словно великаны, со всех кровель обеих набережных подымались и неслись вверх по холодному небу столпы дыма, сплетаясь и расплетаясь в дороге, так что, казалось, новые здания вставали над старыми, новый город складывался в воздухе... Казалось, наконец, что весь этот мир, со всеми жильцами его, сильными и слабыми, со всеми жилищами их, приютами нищих или раззолоченными палатами, в этот сумеречный час походит на фантастическую, волшебную грезу, на сон, который в свою очередь тотчас исчезнет и искурится паром к темно-синему небу. Какая-то странная мысль вдруг зашевелилась во мне. Я вздрогнул, и сердце мое как будто облилось в это мгновение горячим ключом крови, вдруг вскипевшей от прилива могущественного, но доселе незнакомого мне ощущения. Я как будто что-то понял в эту минуту, до сих пор только шевелившееся во мне, но еще не осмысленное; как будто прозрел во что-то новое, совершенно в новый мир, мне незнакомый и известный только по каким-то темным слухам, по каким-то таинственным знакам. Я полагаю, что с той именно минуты началось мое существование... Скажите, господа: не фантазер я, не мистик я с самого детства?

Что это был за «совершенно новый мир» и по каким «таинственным знакам» Достоевский предполагал его существование? Данный отрывок ярко характеризует суть восприятия молодым писателем окружающего его мира и способность присматриваться к самым тонким вещам, улавливая в них то, что почти никто не замечает. Опираясь на вышесказанное, нетрудно будет поверить в то, что ранний Достоевский сумел создать Ордынова и таинственную Катерину, написал историю двух очень странных господ Голядкиных и много размышлял о вполне мистическом феномене маленького человека. С самого начала своей истории Федор Михайлович был именно тем, кому суждено было открыть великие тайны души человеческой (и не только) и рассказать о них в великих книгах.