Евгеника, или история одной женщины

Звёздной пыльцой на крыле мотылька, с крыла ночи слетели огни города.
Вот и ещё один город остался позади..
Поезд мчался сквозь шумящую бледной листвой фонарей ночь по Франции в маленький и тихий город Laon.
Сладострастно улыбаясь, Евгения откинула голову назад и закрыла глаза.
Могло показаться, что эта роскошная, светловолосая женщина в сизой шляпке и в тёмных брюках просто путешествует, но это было не так : эта прекрасная на вид дама скрывала в себе мрачную тайну : она была обыкновенным сексуальным маньяком, на совести которого был уже не один десяток мужчин, ибо она убивала только мужчин, причём самым изощрённым способом.
Как иные верующие или влюблённые перебирают в своих руках чётки и милые пальцы любимых, так и она сейчас сидя в купе 1 класса, перебирала в своём сердце искажённые тёмной мукой лица и пальцы убитых ею мужчин, словно полустёртые чётки.

Дальше...

Она сейчас улыбалась, вспоминая один забавный эпизод из юности, когда всё только начиналось.
Её знакомый, некто Алонов, феминист и начинающий поэт ( или наоборот), однажды жутко поссорился с ней, и вот, как смелая, властная женщина, она вызвала его на дуэль.
Это была литературная дуэль. Начинающий поэт с треском проиграл.
Пожелав отыграться, он предложил ей.. выяснить отношения на кулаках, на равных : мужчина и женщина ведь равны, - смущённым и бледным голоском прошептал ей Алонов, потупив взор.
Евгения согласилась, но предложила для страховки связать ему руки ремешком, ибо так будет честнее, т.к. у неё болит колено.
Ничего не подозревая, простодушный Алонов согласился, добавив - мило прикусив верхнюю губку, Евгения затягивала на его запястьях ремешок, - смотря в её зелёные, болотные глаза - в которых наполовину тонул, то ногой, то туловищем, уже не один мужчина, - что теперь он сможет действовать в полную силу.

Больше Алонова никто не видел.
Старушка сверху потом жаловалась подружке, что всю ночь из квартиры молодой соседки доносились странные завывания и стоны.
Вынося на следующий день какие-то тёмные пакеты, Евгения попросила прощения, встретившись со старушкой у лифта, сказав ей, что у неё поломался пульт от телевизора.

- А что же вы такое смотрели? - поинтересовалась любопытная старушка.

- Animal Planet - равнодушно промолвила Евгения, закуривая сигарету и скользнув крылышком взгляда по пятнышку на своём правом каблуке.

Вот так нелепо и трагично закончилась жизнь начинающего, одинокого поэта, словно бы лишний раз подтвердив, как опасно быть феминистом для мужчины на этой безумной планете, на которой надо всеми царствуют смерть и любовь - две особы женского пола.

Вместе с Евгенией в купе ехала какая-то семейная пара из России.
Насколько она поняла, сквозь прищуренный слух полусна, эта был их медовый месяц.
Она была дочкой декана. Он... тут Евгения опять провалилась под тонкий лёд своих воспоминаний.
Её роскошные руки в карих перчатках, словно бархатные пауки, ожили у неё на бёдрах.
Будто договорившись заговорщицки о чём-то шёпотом, они разбежались в разные стороны : вверх и вниз.
Левая рука, сжав левую коленку, словно спелый плод - именно левая коленка почему-то была её тайной эрогенной зоной, - тепло её поглаживала, в то время как правая рука, поднялась по животу к левой груди ( всё как-то пошло налево в этот миг у Евгении : руки, мысли, память и даже лёгкая мигрень)
Раздался тугой и тёмный щелчок напротив неё.
Евгения открыла глаза, и увидела перед своими ногами шляпку молодого человека, который смущённо её поднимал, потирая затылок, с улыбочкой подкаблучника смотря на гневное лицо своей жены.
Мило улыбнувшись, Евгения даже пожалела этого несчастного, но тут же в голове у неё созрела маленькая шалость.
Встав со своего места, оправив жакет на груди и жарко полоснув ухмылкой глаз лицо смущённого паренька, нервно теребящего шляпу в своих руках, Евгения повернулась к своей лиловой сумочке и... нагнулась.
Брюки, словно запретные, пиратские паруса, сладко налитые ветром, натянулись, бархатной, тёмной и тугой лаской обняв, подчеркнув и без того роскошные формы Жени, словно бы нежно вышедшие из тени самой материи.
Послышался смачный щелчок. Шляпа, уже из рук, снова упала на пол к ногам Евгении.

Поезд остановился в вечернем Лаоне.
Прекрасный, древний храм, захлёбывающиеся цветами сирени тёплые улочки парка, вновь приняли в объятия Женю.
Давно она не была в Лаоне. Только здесь она отдыхала телом и душой.
Как обычно - жуткая сластёна, - она остановилась у прилавка с мороженым ( впрочем, сама она любила подчёркивать, вслед за Г. Честертоном и его "Перелётным кабаком", что сладострастие - совершенно глупое слово, ибо распутники любят острое, в то время как святые - сладкое : быть может, Евгения так успокаивала себя, а может, в её сердце, словно в Карамазовых Достоевского, боролись дьявол и бог, доктор философии и Мистрис...)
Ей показалось, что продавец ей загадочно подмигивает, сладко намекает на что-то... но мгновением позже Женя вспомнила этого забавного человечка, которого она пощадила, приведя на тонкий лёд реки с завязанными глазами : её руки, словно жаркие, тугие змеи, обвивали его беспомощное, томящееся тело... и вот он пошёл за ней, отдался, доверился ей целиком.
Но почему-то она сжалилась и спасла его. Теперь же, бледным школьником протянувшим к ней, словно к учительнице лиловый букетик сирени в дрожащих и нелепо-прямых ручонках, он пугливо смотрел на неё : Евгения, ухмыльнувшись, поняла, что это было не подмигивание, а начавшийся нервный тик.

Взяв клубничное мороженое, Евгения направилась к себе домой.
Дверь ей открыл грустно-тихий слуга, турок, с довольно редким для Турции именем "Фаринелли"
Навстречу ей, из тёмной комнаты вынырнула её очаровательная кошка с забавно-приветливой эрекцией хвоста над головой.
Накормив кошку, отпустив слугу - благодарный сумрак глаз, перегоревшая лампочка улыбки, мигающей не то счастьем, не то безумием : нервный тик, - Женя села в своё любимое милановое кресло цвета морской волны, наполнила бокал вином, зажгла сигаретку и откинулась на спинку.
Положив ногу на ногу, задумчиво постукивая пальцами по левой коленке, она смотрела в окно на нежно взошедшую луну, похожую на колено женщины, показавшейся из пены лёгких облаков в округлой ванне тёплого вечера.

Рядом, на столике, стоял недопитый бокал с вином, рыжевато-чернеющий ласковым треугольником, в сиреневом сумраке вечера походивший на обнажённую женщину : шёлковый дым сигареты, словно полупрозрачная ночная сорочка, снятая через голову, отброшен в сторону : стыдливо-обнажённый стакан...
На совести Евгении было множество жертв, был даже совсем ещё мальчишка, влюбившийся в неё, желавший найти в ней опытную женщину из каких-то своих запретных и юных снов.
Вот его ей было жаль больше всего.
Как его звали? Алехандро, кажется. Это было где-то в Лионе. Что она с ним сделала? Ох, даже не хочется и вспоминать : в сердце проносится что-то смутное, пьяное : не то трамвай, не то троллейбус, "рога" над пьяным трамваем, больше похожие на два хлыста... ох, бедный, бедный мальчик!
Иногда Жене казалось, что она зеркальный перевёртыш Набоковской "Лолиты", эдакая Гумбертша, совратившая мальчишку и, после всех перенесённых им мук, бросившая его под трамвай...

Прежние боли в коленке снова обострились ( ещё школьная травма : ударила мальчишку в пах за то, что он распускал руки. Оба, скорчившись от едкой боли, присели на пол, улыбчиво-странно смотря друг на дружку : это было её первым, нелепо-трагическим соприкосновением с Эросом).
Женя взяла со столика бокал с вином и допила одним большим и жадным глотком
О чём она сейчас думала? А о чём ещё думают женщины в одиночестве? о любви и... вине.
Смотря на свою книжную полку, ей вспомнились слова Анаис Нин о том, что самый страшный судья - это мы сами, ибо мы судим себя даже за сны, за самые тайные желания и мечты, за то, чего ещё нет.
А сны у Жени и правда были странные.
Например, сегодня ей приснилось, что она совершенно нормальная женщина, и к ней должен прийти долгожданный гость - жених, дабы знакомиться с её семьёй.

С самого утра она наводила ласковый порядок в доме : протёрла пыль на картине Alonso Allumer "Чёрные паруса на заре", сорвала сирень и поставила её у стыдливо открытого в утро окна.
Сказав что-то кошке о сыре для Лоранского пирога, она стала расставлять на столе блестящие на солнце бокалы.
Послышался грустный вздох за спиной : кошка ответила, что сейчас сходит в магазин, но... забежит ещё за мороженым.
Кошки не было часа два...
Жених пришёл. Мама была ему очень рада. Стол нежно цвёл свечами и букетом вина.
Всё было так, как Женя мечтала, но что-то неестественное было во всём этом.
Кошка, приподняв над мордочкой вилку с кусочком пирога с горчицей, увлечённо говорила со смутившимся женихом о Жане Жене, о чём-то шутила, как обычно.
Жених улыбался. Мама подливала ему вина, подкладывала пирог Жене и кошке.
Всё было обыкновенным, но что-то было не то во всём этом.
Постепенно, кошка начала хмелеть и наглеть. Потянулась к бутылке, налила себе в блюдце вина и стала лакать.
Мама, что-то гневно прошептав под нос, вышла из комнаты.
Женя сидела и не понимала что происходит...
Кошка спрыгнула на пол, пролезла под столом и вынырнула из зыбкой пенки скатерти, кокетливо усевшись на коленях жениха.
Заплакав, Женя встала, прокричав : опять ты за своё, бесстыжая! Все нервы ты мне истрепала, опять ты мне ломаешь личную жизнь!!
Закрыв лицо ладонями, Женя схватила в спешке мужской плащ и выбежала в вечер.
Женя проснулась вся в поту. Вроде бы это была чудовищная нелепость, кошмар, но тёмная оскоминка какого-то потаённого эротизма стала медленно накрывать её сладким туманом, под которым, словно под жарким одеялом, у неё в темноте пролиловела странная улыбка.

А не так давно ей приснился и вовсе кошмар. Жене снилось, что долго изнывающий в темнице дьявол ( он иногда ей снился как в мужском, но чаще, в женском обличии), с рёвом вырывался наружу : Женя превращалась в огромную дикую кошку, светло-рыжую львицу, разрывающую на ней одежду и со звоном разбитого стекла выпрыгивающую в чёрное, звёздное окно, сея в городе страх и трепет, нападая в тёмных улочках на перепуганных мужчин, пожирая мужчин, буквально сводя их с ума, оставляя на их спинах чудовищные раны.
Евгения открыла в юный сумрак глаза : на её ресницах блестели крупные слёзы.
Она устала от всего этого... Смотря на милую книжную полку, Женя мысленно, со всей страстью женщины открывшей шкаф с разнообразными платьями, перебирала, примеривала любимые книги : "Франкенштейн" Перси Шелли, "Raija, или радости страсти" Набокова, Александерсен - "Тень", Парижские тайны Эжени Мистиваль ( в комнате сумрачно, потому об авторе книги ничего не могу сказать), "Заблудившийся корабль" Артюра Рембо, "Братья Каренины" Толстоевского, " Каштанка Баскервилей" Конан Дойла, "Украино-Лаосский словарь" ( у Жени была тайная склонность к лингвистическому мазохизму), "Доктор Джекилл и Мистер Хайд"...
Женя мысленно выбрала себе наряд на эту ночь, как-то жутковато улыбнувшись в голос : её русской душе, оторванной от дома, льстило, что Стивенсона вдохновило на написание его гениальной повести прочтение "Двойника" её любимого Достоевского...

Женя опять закрыла глаза. Смех, словно чеширская улыбка - погас : она устала, и уже давно хотела завязать со всей этой вымышленной, чужой жизнью.
Да она бессознательно всё чаще и чаще стала оставлять на месте преступления свои следы ( даже писала на каком-то литературном форуме странные истории об убийствах), она желала... чтобы её поймали, судили, мучили за всё совершённое ею.

- Да, жестоко мучили, пытали, впиваясь в моё белое тело жаркими когтями пуль... - прошептала из мрака ухмыляющаяся Евгения, сжимая в руках пустой допитый бокал.

Тёмное окно вспыхнуло лилово-синей радугой среди ночи.
Выйдя на балкон, Женя увидела полицейские машины, окружившие её дом и каким-то улыбающимся, раздетым голоском прошептала : "putain de merde, gendarme!"
Роскошно обнажённая, вся светлая, Женя подошла на каблуках к столику. Долила оставшееся вино в бокал.
Сделав глоток, бросила пустой бокал на пол : сверкающие лепестки осколков...
Достала из шкафчика "маленький чёрный пистолет" - кольт, - включила свой любимый романс на стихи Верлена " Une grande dame", и тихо опустилась в своё милановое кресло, положив ногу на ногу, дожидаясь "гостей" : на лице у Жени была счастливая улыбка удовлетворённой женщины.

p.s. История написана с искренним уважением к очаровательной Жене Raija
По следам историй на Каштанку и сказочные повести скандинавских писателей