Об удачной экранизации.

Создатели фильма изменили время действия «Клуба неудачников» - (это первая часть романа и в рамках проекта экранизирована она) с шестьдесят лохматых годов, которые фигурировали в книге, на восемьдесят восьмой, когда она была написана. А я поняла это вот только сейчас - на следующий день после просмотра. Это важная деталь, больше говорящая о фильме, чем обо мне, как зрителе - находиться сутки под впечатлением и совершенно не пытаться его проанализировать, разложить на составляющие. Носить в себе целостное ощущение, не пытаясь разменять его. Кино как монолитный блок из неизвестного земной науке пластичного вещества, которое может менять текстуру и цвет в зависимости от позиции, занимаемой наблюдателем и куска, попавшего в поле зрения, но при любом освещении остается единым целым.

Замудренно и претенциозно? Да нет же, сейчас объясню. Есть фильмы и книги, которые сами собой распадаются на множество отдельных сегментов, как башня из спичечных коробков или карточный домик. Как не склеивай такую авторскими соплями, все целого не получается. Есть наоборот – целиковые. Как кирпич или вязкий хлебный мякиш – не суть важно. Важнее, что с какой стороны не подойди, все одно. Но случаются такие, как это кино и книга, по которой оно снято – с целым миром внутри, он светится, пульсирует, греет живым теплом, обжигает или обдает холодом. Вот смотри, это ужастик, видишь, какой страшный Пеннивайз? Не просто монстр, а запредельный, со всем спектром сопутствующих ощущений: кошки на душе скребут, озноб пробирает, волосы дыбом.

Теперь школа. Все благополучно и образцово. Н-ну, за исключением помойного ведра, которое одноклассницы прямо тут, в сортире, вываливают на голову соученице (не помню, кстати, в книге такого эпизода, но он совершенно органичен) и шайки кретинов-переростков, терроризирующих тех, кто слабее или имеет физический недостаток. И еще эти пропавшие дети, о которых все подозрительно скоро забывают. Скажете, не может быть такого? А я отвечу, что только так и бывает – социум демонстрирует потрясающую лабильность и умение заполнять лакуны по типу: «притворимся, что на этом месте никого и не было», если признание проблемы угрожает самому его существованию. Человеческое общество в этом смысле мало отличается от улья или муравейника: «муравейник живет. Кто-то лапку сломал – не в счет. А до свадьбы заживет. А помрет, так помрет». Так это уже не триллер? Социальная драма? Угу.

Меняем угол зрения, героям по двенадцать – пубертат: уже не дети, еще не взрослые, и собственное тело не вполне твое, то прыщами высыплет, то из подмышек дебрями неопрятной волосни полезет и запах едкого пота, сколько ни мойся, на месте носа хрящеватый шнобель и кому ты, такой страшила, нужен? Разве что таким же уродам-лузерам, как ты сам. Эй, послушай, да ведь в мире, где есть друзья, уютнее даже, чем в прежнем детском. Так что, роман взросления? Он самый и еще какой, с крепкой мужской дружбой, с первой любовью, со сладкими мечтами и горьким разочарованием, и необходимостью встраивать собственную уникальность в убогую обыденность. И жестоким обрядом инициации.

Еще поворот – семья. У каждого своя. Папа раввин и ты не можешь посрамить его честь на Бар-мицве, кое-как прочитав из Торы – нужно непременно хорошо. А ты ни о чем другом думать не можешь, кроме этой тетки с перекошенным лицом с картины в его кабинете, постоянного персонажа твоих ночных кошмаров. Властная мамаша, которая обращается с тобой, как с калекой и душит своей заботой. Отец, он воспитывает тебя один, без мамы и он как-то странно ведет себя с тобой в последнее время - девочки всегда понимают эти оттенки отношения: «отец, приходя, не находит дверей и плюет в приготовленный ужин. Она старше, чем мать. Он должен стать ее мужем. Первый опыт борьбы против потных рук приходит всегда слишком рано». Или вот так еще: была идеальная семья, мама, папа, двое сыновей. А потом младший пропал и больше всего на свете ты хочешь, чтобы он нашелся и больше всего на свете боишься, что найдется. Семейная драма? Выходит, что так.

И еще раз меняем угол зрения. Какой нынче год на дворе? Правильно, 2017. А помнишь, как славно все было в 1988, до одиннадцатого сентября и боевиков ИГИЛ, и войны с Украиной, и развала Союза? Не было? А как же на четверть века моложе? Да я и сейчас вполне себе ничего. Ну, это ты, а представь, сколько народу испытывает сладкую ностальгию по тем временам и хотели бы вернуться в свою юность. Машин на дорогах мало; люди общаются вживую и живут в реальности, а не в маленьких плоских разноцветных коробочках. Ни морщин на лице, хоть всю ночь пей-гуляй; ни лишних килограммов вокруг талии – хоть пол холодильника смети в один присест. Фильм-ностальжи, ретро «кто сказал, что мы плохо жили?» Можно и так интерпретировать.

Для кинематографа, привычно выносящего на знамя одну-две идеи, удивительно много. И ничто тут не ригидно, все живет, взаимно проникает и переливается. Как в романе Кинга. Как в жизни. Молодые актеры дивно хороши, Пеннивайз выше всяких похвал.