«Душить прекрасные порывы…»

Нижеследующий текст был написан мной в 1988 году, в предвыпускном классе, в качестве изложения. Учительница, как я понимаю, была не в духе и отмахнулась от класса заданием на урок. :)

Излагаемое произведение можно было выбрать самостоятельно, и на том спасибо. Тупо пересказывать недавно перечитанные «Зори» мне показалось неинтересно, и я попытался передать сюжет рассказом от лица человека, который сам в событиях повести не участвовал, но по какой-то причине с ними соприкоснулся достаточно близко. Ну, скажем, разведчика, который потом разрабатывал взятых в плен диверсантов. Или кого-то, кто лежал потом со старшиной в госпитале и слышал всё непосредственно от него.

Учительница оценила креатив тройкой. :) И следующей доброжелательной рецензией:

Авторская речь и передача событий через чужой рассказ являются инструментами писателя. Себя писателем не воображай. Нужно было просто написать нормальное изложение и не выделываться. Грамотность не оцениваю: ошибок нет, но ставить хорошую оценку не хочу.

Дед-фронтовик, прочитавший креатив и учительскую рецензию, сначала отрецензировал учительницу длинным сложносочинённым матерным загибом. :) Потом посоветовал мне начхать на таких учителей с их оценками и сказал, что за написанное мне стыдно быть не должно.

Первое мне можно было даже не советовать: чхать на учителей с их оценками я привык лет с десяти. :) А что касается второго… ну вот, много лет спустя наткнулся я на ту древнюю тетрадку с тем вышеприведённым комментарием «литераторши». Перечитал — факт, стыдно и сейчас не было. Хотя сейчас, пожалуй, я смог бы написать и получше…

Ну и далее, собственно, исходный текст.

…Тот старшина настоящим мужиком был, и бойцом тоже настоящим. Всё правильно сделал, абсолютно всё: цель и путь диверсантов рассчитал верно, отряд свой девчоночий на место привёл с большим опережением. Засаду правильную устроил — выйди на неё даже не двое, как ожидалось, а пятеро, и то у них против такой засады шансов бы не было. Вот только кто ж мог знать, что их не двое и не пятеро окажется, а целых шестнадцать рыл…

Но он и тогда всё правильно сделал — одну девчонку за подмогой отправил, с другими попытался шума навести и без боя диверсантов осторожностью связать, задержать сколько можно. И задержали ведь неплохо, повези им немного с подмогой — всё вышло бы по задуманному. Вот только кто ж мог знать, что всё везение ихнее кончилось, что не дойдёт связная? Уж больно гиблые болота там были…

И стало им уже не до правильных действий, а просто — всё что можно сделать, и даже сверх того. Вот что хочешь сделать, а не пустить дальше те шестнадцать рыл. А как ты их не пустишь, если против тех рыл — да все ведь отборные, тренированные, здоровые! — при старшине только четверо девчонок осталось, из которых врага убивать только одной доводилось?

Нет, всё что можно было сделать, они и правда сделали, и сверх того немного ещё сделали — больше половины вражьего отряда там положили… а только и те четверо девчонок тут же легли. И сам старшина тяжело ранен вдобавок. И всего оружия — нож, да дедовский наган с одним патроном, да граната без запала.

Скажешь, немного? А это кому как. Старшине всё ж хватило — настоящий боец был, говорю же. На оставшихся вражин один как есть вышел: первого ножом уделал, второго последним патроном успокоил, а остальные по его приказу друг друга повязали и вперёд старшины связанные в плен потопали.

Как это не бывает? Ещё как бывает. Просто… когда ярость и гнев до крайнего градуса доходят, они сами в оружие превращаются. Вот у старшины и дошли. В таком состоянии враги перед собой даже не человека видят, а… да чёрт его знает, что они в такой момент себе видят. Берсерка, дракона, демона какого… каждому своё, наверно. И о том, чтобы такому можно было сопротивляться и не подчиниться — мысли даже не мелькнёт, ни на мгновение. Так вот оно и тут получилось. Бывает-бывает, точно говорю.

А старшина тот и после войны настоящим мужиком себя показал. Слово, данное умиравшей девчонке, сдержал: сына её отыскал и как своего вырастил — тот и отчество по нему носил, и тятей до взрослых лет звал… И через много лет на то место, где мать погибла, привёл — не забыл ведь, сумел по своим приметам найти.

Туристы-грибники ещё удивлялись: надо же, оказывается, и здесь воевали! А ведь тихое такое место, ну кто бы мог подумать…