Вот и доигрался я с Вулф.. с̶х̶о̶ж̶у̶ ̶с̶ ̶у̶м̶а̶ ̶:̶ ̶с̶к̶у̶п̶а̶ю̶ ̶в̶с̶е̶ ̶е̶ё̶ ̶к̶н̶и̶г̶и̶ ̶-̶ ̶о̶с̶т̶а̶н̶о̶в̶и̶т̶е̶ ̶!̶ ̶
Когда знакомая говорила, что у меня женское мышление, я не понимал что она имеет в виду. Мышление, как и душа - бесполы. Теперь сомневаюсь в этом. Такого растворения ( пугающего! ) в творчестве другого человека, я не испытывал со времён знакомства с поэзией Шелли ( которую любит и она !).
Столько родственных мне образов и мыслей, что кажется, что если бы я умер, и увидел тело со стороны, то удивился бы не больше, т.к. в творчестве Вирджинии увидел свою же душу со стороны !
Ах, муза, или ангел, придут однажды словно Орфей за душой, а душа.. душа непременно оглянется, и не только на тело, но и на просиявший, девственный мир, и захочет вернуться, обнять то, что любила. Разве мы не то, что мы любим ?

И если в " Дэллоуэй" свершается некое половодье одного дня, если в романе "На маяк" лунный луч маяка мотыльком порхает по волнам сердцебиений.. то в " Орландо" происходит половодье "Я", время течёт мотыльковою рябью...
Ах, как же притягательно-страшно читать в творчестве писателей о тех стихиях, которые принесут им гибель : водная, мерцающая ( фиолетовая ) стихия у Шелли и Вулф, синий воздух у Цветаевой и Есенина, ̶м̶о̶т̶ы̶л̶ь̶к̶и̶ ̶у̶ ̶Н̶а̶б̶о̶к̶о̶в̶а̶.. словно бы тень души, обогнав тело, обняла эти стихии. ( краски самих образов, словно в спектре, изменяются к концу их жизни).

Превращение у Кафки, превращение Бенджамина Баттона... Называешь любимую котёнком, просыпаешься, а у тебя под боком, свернувшись крендельком, тепло потягивается...котёнок. Нет, ну были же и у кафкианского Замзы сны о том, почему он проснулся жуком ? Кого в нём видели, тем и проснулся..( забавно)
Что там Толстой шептал в предсмертном бреду ? - " всё Я ... все проявления... довольно проявлений !.."
Носим тело как одежду ( по Вулф - одежда носит нас), скидываем её на пол, и обнажённая душа простирается на постели.
Лежу на постели. Бессонница, Бодлер, занавески-паруса... как-то сродно чувствуешь движение сердца, планеты, течение звёзд... держишься крепче за плот постели. Всё кажется, что комната вот-вот преобразится.
Птицы и листва на обоях задышат и выплеснутся за горизонт стены, руки... лампа - окажется луной.. чернильные кляксы на пальцах замерцают бархатом муравьёв... и ты проснёшься в лесу, веке эдак в 16, в женском теле, улыбаясь смертным взором синему холодку звёзд.
Уж не искусством ли человек признался в любви целому миру, пожелав его обнять, сказав ему " я есть ты" задолго до этих же слов Христа к человеку ?
Сколько же "Я" и времён мерцает в наших душах ? И ведь всем этим, хоть на миг, да живёшь!
Может, в желании творчества и славы ( Орландо писала стихи), любви и измен ( своему телу и другим), коренится простая жажда того, чтобы все и нами жили так же, как и мы живём всеми ?
Разве предметы и явления в нашей душе не принимают одну из нежнейших форм времени ? Разве душа не есть одна из форм памяти материи ? Всё так условно, что порою чувствуешь всю мерцающую лиственность сердцебиений, как единство "я" многих времён и пространств.( дивная, офелиевая любовь Вулф к деревьям.. эх, если бы она могла прочитать цветаевское " Когда обидой опилась". Кстати, у них до странности много общего в судьбах)

Порой спишь, и даже не подозреваешь, что сны, как и мысли, не имеют границ; что сны разных веков, людей.. порою нарушают границы друг друга, смешиваются.
Иногда просыпаешься со странным чувством, что подсмотрел чей-то гениальный, страшный, ..... сон. Прожил кусочек чьей-то жизни.
Артюр Рембо в своём письме о ясновидении писал о всеобщей душе, о женщине поэте грядущего, которая, свободная от рабства, откроет в поэзии неведомое, странное... В Цветаевой и Вулф, человечество получило таких поэтов.

Вирджиния Вулф и Вита Сэквилл - Уэст, которой и был посвящён данный роман.