2 простите мне мой бельгийский

В написании сочинений у меня, дочери простого крановщика, который, волею судьбы стал сыном развалившейся страны, и потерявший в несвоей войне свои, причем дорогие вещи, всегда было прекрасно. И тем страннее было наблюдать за столь же тщетными и яростными попытками учителей выбить из моей творческой натуры поэтическую, на мой взгляд, склонность витиевато и аристократично излагать мысль, сколь трудно припомнить, как их было принято называть в годы, давно ушедшие.

В мои руки, покрытые на тот, как, впрочем и на этот тоже момент, вместо полагающихся складок плотной пижамной ткани ничем, попала книга Эжена Савицкой, который, (Эжен, а не книга), к моему большому удивлению оказался мужчиной. Литературный талант автора, и, главное - не склонность, а, скорее принцип - жизненная позиция, как клеймо или стилизованная повязка, выражать мысль и глубокий посыл монументальными конструкциями, заставляя молодые умы, столкнувшиеся с айсбергом этих рассуждений, вскипать и делать неоценимый вклад в развитие парникового эффекта атмосферы нашей планеты, была представлена в изящной формулировке ‘перевод учитывает особенности авторской пунктуации’ и привела мой внутренний гений в неописуемый восторг.

Впрочем, дорогу осилит идущий, как справедливо заметил, может быть, Конфуций, а может, еще какой-нибудь его родственник, едва ли когда-нибудь бравший в руки книгу, хоть отдаленно столь же незаменимую для развития терпения, как та, о которой идет речь, так что я попробую этот восторг изложить.

Кроме содроганий о нещадно поглощающем все, что можно было бы назвать оперативной памятью в моей беспокойной юной голове, глаза на передней части которой все еще не погасли в светлой надежде пока не понятно на что, хотелось бы отметить парочку любопытных и достаточно острых вещей.

В отрочестве, когда вышеупомянутая голова была стрижена покороче и занята образом парня-музыканта, ею было услышано изъявление, содержавшее в себе желание произвести на свет что-нибудь столь же анархичное, что крутящаяся в магнитофоне песня о ненависти к нынешнему государственному устрою.
Аналогия с этим не очень любопытным случаем возникла в связи с изобилующими в книге описаниями, которые, прячась за на какой-нибудь ну очень специфический взгляд очаровательными эпитетами в адрес мертвых вдов, нападают на тебя внезапно из-за угла, морща не только описанную выше голову, но и все нутро туловища, на котором эта голова имеет счастье произрастать. Сопли и всякие другие отходы человечества в художественном изложении, которое, почесывая скрипучие лысины будут разгребать литературофобоведы. Революционно, кароче.
Следующее, о чем бы хотелось упомянуть, это настолько тонкая эфемерность сюжетной линии, что создается впечатление, что пред тобой не результат опорожнения желудка музы писателя двадцатого столетия, а манускрипт, написанный средневековыми, а то и более ранними троллями, которые выписывали буквицы, в перерывах потирая руки друг о друга или о друга, которого некоторые в современном мире позволяют себе называть дружком, размышляя о том, как потомки будут ломать над ним головы.

Прекрасное, прекрасное произведение! Всякий опыт полезен.