3 Революсьон

— Бедная Россия! И повесить-то у нас не умеют порядочно, — с горестной иронией произнес он.

Интерес советского писателя (да и читателя) к восстанию Декабристов вполне ожидаем. То был первый, слегка поспешный шажок к «свободе» и «равенству». История Российского государства богата смутными временами, дворцовыми переворотами, пугачевщиной и прочими безобразиями, но все те сотрясения происходили в непосредственной близости к трону и целью своей имели смещение власти, но не изменение этой самой власти. Декабристы не столько думали о том, кто и как будет править, столько о том, к чему это правление приведет, на мой взгляд в этом можно видеть их ошибку: они более-менее сходились в целях своего восстания, но не совсем осознавали каким образом они этих целей достигнут. Смерть Александра требовала от них решительных действий, но кто же творит революции на скорую руку?

Теперь, возможно, стоит обратиться к другому герою этого романа, тому, что всегда остается за кулисами. Мария Марич, автор. Советский автор. А потому мы видим массу пропаганды и откровенной спекуляции. Все «злодеи» облик носят непременно отталкивающий — обезьяньи морды, оттопыренные уши и губы, уродливые вытянутые рожи. Они глупы, жестоки, алчны, до неприличия похотливы. Правители — всё трусы, попавшие под дурное влияние приспешников, или своего страха.

Крестьянство — сплошной массив угнетаемого и страдающего человека. Если Марич вводит в повествование крестьянина, то лишь для того, чтобы показать наглядно его нелегкую долю. Крестьянина порют, дарят, проигрывают, девок портят, мужиков доводят до самоубийств и убийств. Крестьянин не герой, не характер, он жертва царского режима, скотина бесправная.

Декабристы — пылкие и юные сердца. Вихры, горящие глаза, смеющиеся лица. «Откуда набрались вы вольнодумства?» — пытают палачи. Как будто крамольные мысли способны нам внушить лишь книги, да чьи-то запрещенные учения. Россия учит вольнодумству. Друзья «четырнадцатого декабря» были мастера говорить, обсуждать, мечтать и строить планы. Но вот когда все началось… «Значит, там на площади никого нет. И ничего не будет. И все будет хорошо. И завтра можно будет так же, как сейчac, тихонько, на цыпочках, зайти к Каташе, поцеловать теплое плечо, прикрыть одеялом крохотную ножку, а потом выйти в кабинет пить кофе и беседовать с этими милыми умниками о чем-нибудь хорошем, возвышенном.» Беседовать о возвышенном. Это, возможно, самое меткое, самое полное определение для всех этих «Русских завтраков» и встреч Тайного общества, которое, вот каламбур, ни для кого не оставалось тайным…

Если говорить о сюжете, то он строится так: до восстания — восстание — после восстания. В целом, в построении композиции проглядывается симметричность. До восстания на стороне Зла Александр с Аракчеевым, после восстания — Николай с Бенкендорфом. До восстания Пушкин весел, творит и легкомысленно пишет любовные стишки женам своих друзей, после восстания Пушкин женат, несчастлив, его музу спугнули думы о деньгах и содержании семьи. Про самих декабристов, думаю, говорить не стоит… Но можно сказать о их женах, чьи мысли «на свободе» были заняты только сплетнями, да новостями из мира моды, но, отправившись в ссылку с мужьями, они откуда-то обретают силы и твердость духа, учатся самостоятельно вести хозяйство и находить радости жизни в этих сменившихся условиях.

«Северное сияние» называют энциклопедической эпопей о декабристах, но, на мой взгляд, это довольно беглая попытка пересказать события того времени. Так как событий происходило много, обо всем рассказано довольно сжато, при этом, если «Северное сияние» все же воспринимать как художественное произведение, то оно и вовсе дурно. Персонажи без характеров, люди без страстей. Поэты говорят поэтично, но фальшиво, «злодеи» творят свои пакости, но как-то ненатурально, как будто для проформы. Читать такое было скучно и не интересно.

Единственный интересный момент: Николаю докладывают о смертельном ранении Пушкина и тут же говорят ему о молодом Лермонтове. Как будто автор намекает: «Король умер! Да здравствует король!»

В целом, я думаю, что этот роман идеален для школьников: перед ними прорисовывается общая картина того времени, описываются общие события и Марич, как будто специально, для малышей, то тут, то там вставит (неожиданно) Глинку, Брюллова и прочих, и все обсуждают их творения. Как будто каждый день человек, перед тем, как идти на смерть, заходит к своему другу-художнику и говорит о «Последнем дне Помпеи». Нам такое слышать странно, а малыш запомнит: Брюллов дружил с Пушкиным и нарисовал картину про Помпеи.

А я... нет уж, увольте-с. К такому роду литературы не пристрастен.