4

Странное дело - была убеждена, что на буржуйских сайтах рейтинг у "Исторической личности" будет повыше, но, как оказалось, не намного. А я уже было готовилась объяснять непонимание отечественным читателем забугорных университетских реалий начала 1970-х... Теперь же вопрос стоит по-другому: почему по-настоящему хороший университетский роман (а я прочитала их немало) так низко оценен читателями?..

Вымышленный Водолейтский университет представляет собой средоточие всего новомодного, прогрессивного и, не побоюсь этого слова, радикального. Преподаватели и студенты ему под стать - первые притаскивают на лекции младенцев в портативных колыбелях, пишут книги о свободе отношений и приглашают студентов на вечеринки, а вторые выясняют, кто такой Гегель, мучительно выбирают курсы и устраивают сидячие забастовки против неугодных лекторов. И всё же утешительно видеть, что некоторые проблемы сферы образования свойственны не только нам, но и "продвинутому западу". Где заканчивается субъективность личности и начинается объективная оценка преподавателя? Как вытерпеть очередной трёхчасовой факультетский совет? Каким образом в хаос преподавательских будней вписать работу над книгой?.. Но, вообще, на мой взгляд, то, что творится в Водолейте, можно назвать скорее анархией, чем свободой. Я во многом завидую забугорным университетским реалиям (преимущественно в плане материальных возможностей), но у любого процесса, образовательного в том числе, должны быть разумные рамки. Предельная свобода Водолейта приводит, как ни странно, к обратной мысли: никто не свободен, а радикалы способны быть не менее нетерпимы к инакомыслию, чем консерваторы. Собственно, симптоматично, что наиболее адекватными во всей этой чехарде вечеринок, разборок и советов выглядят как раз старомодный декан и незадачливый Генри Бимиш, буржуазно живущий в пригороде. И вот здесь мы, кажется, подходим к ответу на поставленный выше вопрос. Проблема в героях. Мы любим идентифицировать себя с героями, наверное, на этом и держится любовь к литературе - прожить чужую жизнь, пережить чужие эмоции, оказаться в ситуации, которая тебе априори недоступна. И если герои несимпатичны читателю, он безжалостно снижает баллы всей книге, наплевав на психологизм, увлекательные сюжетные повороты, мастерство автора в прописывании тех самых характеров. А ведь большинство героев "Исторической личности" не самые приятные персонажи.

Свободолюбивая и ультрасовременная семья Барбары и Говарда Кэрков выглядит довольно беспомощно ещё в начале - слишком уж навязчиво декларируется их пресловутое равенство в домашних обязанностях, развлечениях и личной жизни вне брака. И чем дальше, тем более неприятен становится Говард - своими интригами на факультете, своей нетерпимостью, своей способностью идти по головам. О, Говард очень умён, только свой ум он направляет на то, как склонить неприступную новенькую преподавательницу к сексу, как изгнать из университета неугодного ему студента, как по-мелкому насолить жене и спровадить из дома её помощницу, а потом взять на её место свою любовницу-студентку... Говард любые ситуации обращает себе на пользу - это, на самом деле, гениальная способность. Барбаре далеко до него - у неё есть только вечерние курсы делового французского, вечеринки с утомительными уборками по факту завершения, радикальные опять же разговоры да редкие выходные в Лондоне в компании молодого актёра. И, скажите, чем же Кэрки отличаются от "занюханной буржуазии", кроме того, что практически не скрывают свои измены?.. До последнего мне была симпатична Флора Бениформ, дама себе на уме, которая балансировала между скучной адекватностью и умеренным радикализмом, высказывала разумные мысли и была не лишена сочувствия к ближним. Не того, которое заставляет рисовать крупными буквами лозунги, взывающие к борьбе угнетённых против эксплуатации, а того старомодного сочувствия, которое заставляет тебя оторвать задницу от стула и помочь коллеге с перебинтованной рукой донести в целости поднос с обедом. Но страсть Флоры к сплетням и грязной изнанке личной жизни нельзя объяснить сферой научных интересов, что бы там она не говорила.

Вообще, "Историческая личность" является очень удачным примером романа "от противного" - вызывая у читателя неприязнь к своему главному герою, Малькольм Брэдбери по сути высмеивает даже не микрокосм университетского мира, а целую эпоху с её чрезмерной наносной свободой, модным атрибутом которой становятся усы мексиканского революционера (это как боливары раньше или популярные футболки с Че Геварой позже - не обязательно искренне верить, чтобы причаститься). Я не знаю, насколько искренен в своем радикализме Говард. Возможно, он действительно верит в то, что пропагандирует, но скорее нет, он просто "поймал волну", а где-то глубоко в душе так и остался обычным буржуа с усами Сапаты, громкими речёвками и беспорядочными половыми связями.