4 На грани читательского сумасшествия

Ох, и непростые у меня все же отношения с Достоевским. Мучает он меня так, что ощущения от чтения его книг в какой-то момент начинают напоминать горячечный бред. Ну, знаете, тот момент, когда вы ночью плохо себя чувствуете и вроде бы спите, но при этом вас мучает жажда и болит голова, а потому заснуть крепко вы не можете, в голову лезут разные мысли на стыке сна и реальности, а когда наконец наступает утро, вы чувствуете себя не только не отдохнувшим, а вообще так, как будто вас всю ночь били. Но все-таки присутствует и облегчение от того, что ночь наконец закончилась и можно вздохнуть спокойно, а если есть возможность, то и вздремнуть наконец (почему-то, когда болеешь, всегда легче спать днем, чем ночью, странно, но факт).

Вот примерно это я и испытываю. Читаешь, мучаешься, но не можешь ни «проснуться», ни как-то облегчить свое состояние, а потом, когда «просыпаешься», то бишь дочитываешь книгу, не можешь толком воспроизвести прочитанное. Остается оно в памяти такими фрагментами, несвязными обрывками, неясными образами. Вот попроси меня сейчас кто-нибудь пересказать «Братьев Карамазовых» - не смогла бы. Впечатления – остались, воспоминаний – нет. Ну как есть страшный сон. Но сильный, от такого быстро не отделаешься.

Вот и с «Идиотом» то же самое произошло. Но не сразу, нет. Это такая коварная книга, которая поначалу заставила меня поверить, что я – наконец! – нашла у Достоевского тот самый, «свой» роман, который имеет шансы понравиться мне безоговорочно. И все-то мне нравилось: явление князя Мышкина народу, знакомство с Епанчиными, вечер у Настасьи Филипповны... Было интересно, и я искренне наслаждалась процессом. В таком вот приподнятом настроении я прослушала первую часть (кстати, спасибо Владимиру Еремину за прекрасную начитку, а создателям аудиокниги за отличное музыкальное оформление). Но… не тут-то было. Рано радовалась, как оказалось.

Дальше...

Уже ко второй части я начала испытывать те самые ощущения, которые попыталась передать в первом абзаце. А именно – мучение. Когда ты, с одной стороны, наслаждаешься прекрасным языком, а с другой – страдаешь от полной неспособности понять происходящее, причем как непосредственно в сюжете, так и в голове у персонажей. Кажется, никогда еще у меня не было такого, чтобы я постоянно ловила себя на мысли, что вообще не понимаю, что происходит. Даже при чтении «Братьев Карамазовых» все было не так плохо, хотя, казалось бы, их воспринимать должно было быть сложнее.

“Чрезвычайно странные люди!” — подумал князь Щ., может быть, в сотый уже раз с тех пор как сошелся с ними

В некоторые моменты у меня возникало ощущение, что я что-то прослушала или упустила. Потому что вот только что происходило одно, а в следующую минуту уже говорят о другом, а делают вообще третье, причем все, кажется, знают и понимают, о чем речь, кроме меня. Как будто я время от времени выходила на полчасика прогуляться, а вернувшись, с трудом могла уловить суть произошедших перемен и новых взаимоотношений между героями. (И только позже до меня дошло, что мне не показалось, а действительно автор периодически перескакивает вперед, показывает несколько сцен, а потом рассказывает о том, что им предшествовало. Да, я тормоз необыкновенный, признаю это с прискорбием. Но и после этого ощущение, что мне чего-то не дорассказали, никуда не делось).

Кстати, о героях. Традиционно, как и в случае с другими романами Достоевского, я ни к кому из них под конец не испытывала никакой привязанности. Хотя поначалу, честно скажу, мне и нравились некоторые из них. Я даже было подумала, что в этот раз мне будет за кого искренне переживать. Но нет, показалось.

Например, тот же князь Мышкин. Зная его раньше только понаслышке (т.к. я не читала до этого книгу и экранизаций не видела), я заранее была настроена к нему не очень доброжелательно. Не знаю почему, просто подсознательно, по принципу: раз писатель видит в этом некий идеал, значит, вряд ли он мне понравится. Так вот, начало романа, вопреки моим ожиданиям, заставило меня проникнуться к князю некоторой безотчетной симпатией. Вот ровно так, как и некоторых других героев, вроде Елизаветы Прокофьевны. Поначалу эта его «мудрая простота» (блаженная глупость? бесхитростная прозорливость? не суть важно), невероятная правдивость, доброта и снисходительность даже умиляют. Но в какой-то момент от них устаешь. И все, с этой минуты вся симпатия улетучивается. Думаешь: ну как так можно? Ну хватит, ну пожалуйста. Ну будь же ты хоть чуть-чуть человеком, а не воплощением христианской добродетели и всепрощения. Ну нельзя же так. И как тут не понять тех людей, которые ему говорят, что любят его и тут же, на той же странице, что ненавидят? Так и есть ведь.

Не место ему в этом мире и, наверное, это к лучшему. Потому что… ну что от него хорошего, в самом-то деле? Разве что он способен выслушать, понять и простить и кому-то, быть может, именно это и нужно в какой-то момент жизни, но что-то большее… нет, это не про него. Все остальное время он будет говорить, что виноват, что болен, что не хотел и вообще его неправильно поняли, а объяснить как следует он не умеет, но ведь это вообще все не то и не о том.

— Как совершенно другое? Ведь вот вы все-таки женитесь? Стало быть, упорствуете... Женитесь вы или нет?
— Ну, да... женюсь; да, женюсь!
— Так как же не то?
— О нет, не то, не то! Это, это всё равно, что я женюсь, это ничего!
— Как всё равно и ничего? Не пустяки же ведь и это? Вы женитесь на любимой женщине, чтобы составить ее счастие, а Аглая Ивановна это видит и знает, так как же всё равно?
— Счастье? О нет! Я так только просто женюсь…

Будет он что-то бормотать, мямлить, пытаться всем угодить, всех примирить… Да бесит он уже под конец, честное слово. Ни одного человека он на самом деле не любит и любить не может. У него все чувства существуют как бы в виде идеи, вообще. Вообще нужно всех любить, поэтому он любит и ту, и эту. Вообще нужно всех прощать, и поэтому он простит и того, и другого, и даже сам прощения попросит. И стоит он при этом как бы в белом пальто посреди грязи, а вокруг него что-то происходит и само собой в штабеля укладывается. Неудивительно, что окружающая грязь чувствует себя неуютно. Но она хотя бы настоящая, вот ведь в чем все дело. Она живет, что-то делает, как может и как умеет, а князь находится где-то вне времени и пространства, несмотря на то, что многие события развиваются как раз вокруг него и его непосредственно касаются.

С другими героями у меня тоже не сложилось. Сначала я отчего-то думала (наивная!), что в этот раз в книге будут адекватные люди. Не все, конечно, но хоть кто-то. А под конец стала уже думать, что из них всех самый адекватный – внезапно! – Рогожин. Потому что, находясь среди этих буйнопомешанных, нельзя время от времени не испытывать желание кого-нибудь зарезать.

Кто меня лично больше всех бесил? Лебедев и генерал Иволгин. И не своими личными качествами, нет. Своей болтовней. Бесконечной, выматывающей, бессмысленной и непонятно кому и зачем нужной. Особенно Лебедев на этом поприще отличился. Никогда-то он не может сказать ничего прямо, всегда-то у него все через пятое колено и с подвывертами, так что под конец вообще решительно понять невозможно, с чего он начал и куда, собственно, клонит. У генерала, конечно, проще все, но тут уже сказывается моя органическая нелюбовь к многочисленным ситуациям, когда кто-то сочиняет на ходу, а все вокруг делают вид, что верят.

Но и прочие герои особенной любви не вызывают.

...дура с сердцем и без ума такая же несчастная дура, как и дура с умом без сердца.

Ох, как же утомляют эти страсти, самобичевание, исступление, непрестанное желание мучить других и мучиться самим… Когда все краснеют, бледнеют, вскрикивают, падают в обморок, истерят, обливаются слезами, закатывают монологи на пару страниц, забежав на пару минут, рассказывают о своих встречах с Наполеоном, пишут предсмертные записки на 180 листов да еще зачитывают их вслух подлейшим образом… Чего стоит одна история любви, разворачивающаяся перед нами на страницах романа. Сразу и не разберешь, где тут любовь, где ненависть, где ревность, где желание сделать все назло, особенно самому себе, где простая жалость, где страсть безумная, где просто поступки из чувства противоречия и протеста. Все смешалось в доме Облонских в истории князя, Настасьи Филипповны, Аглаи, Рогожина и бог (или черт?) его знает кого еще.

Впрочем, Настасью Филипповну, пожалуй, понять все-таки легче. Ну, не то чтобы действительно понять, но хотя бы как-то объяснить для себя ее поведение. Вот женщина незаурядная и чрезвычайно гордая, но с покалеченной с детства психикой. Которая не виновата в своем прошлом и понимает это разумом, а чувствует все равно иначе и ничего не может с этим поделать. Вот и кидается она из крайности в крайность. (Напомнила она мне одну героиню из недавно прочитанного, но там был случай еще более тяжелый и запущенный). Она и достойна, и недостойна. И голову высоко держит, и сама себя презирает и унижает. И перед чужим благородством готова преклониться, и за него же возненавидеть и уничтожить. Она выбирает сознательное (?) самоуничтожение. Из чувства ненависти к чему-то, что сложно определить, из чувства противоречия и какой-то злобной насмешки над жизнью и самой собой. Ее любовь – как приговор, кого люблю – того и погублю. Меня никто не щадит, так и не буду щадить и я, с какой стати? Пугают меня такие люди, хотя параллельно даже и восхищают иногда (Посмотрела пару серий сериала, так вот там Н.Ф. мне была глубоко отвратительна. Надо же, как восприятие одной и той же героини, причем сыгранной прямо по тексту, может отличаться).

А вот Аглая неизменно приводила меня в ступор. Я все никак не могла определиться со своим к ней отношением и меняла его чуть ли не кардинально от главы к главе. Она тоже любит из крайности в крайность бросаться, но если у Настасьи для этого есть некоторое моральное оправдание, то Аглая представляется просто взбалмошной истеричкой, которая бесится неизвестно с чего и просто любит сама себе противоречить и идти наперекор всем. Бунтовщица, блин. Хотя пару раз, признаюсь, она и меня заставила улыбнуться своими выходками (к примеру, когда допрашивала нашего героя с пристрастием, как он воспринял ежа, на что тот только и мог промямлить что-то невразумительное).

Все-таки временами было в ней что-то такое, что мне импонировало. Вот эта ее способность вдруг задать вопрос в лоб или высказать то, что думает. Или ее периодическая злоба на князя, вроде бы необъяснимая, а на самом деле такая понятная. Потому что надо же его как-нибудь расшевелить, хочется же увидеть в нем что-то живое! Вот она и подкалывает его, и смеется над ним, и измывается, как может. Вероятно, ей просто нужна его реакция. Ну хоть какая-нибудь, кроме «простите, я виноват»! Что-нибудь, что откроет в нем хоть капельку обычного человека, за что можно зацепиться. Но нет… не судьба. Тут еще и на себя злоба, что угораздило ее влюбиться в такого смешного и невразумительного человека. И презрение к тем, кто не ценит и не может разглядеть его прекрасных душевных качеств. А с другой стороны, все тот же бунт: если вы все против и считаете его неподходящим, так я тем более его выберу, назло всем. Но и смешной она быть не хочет, и боится этого. В общем, чаще всего мне просто хотелось держаться от Аглаи подальше.

А эпилепсия и чахотка? Не могу не сказать о них, ибо и они герои, почти неизменно присутствующие на страницах романов Достоевского. Если нет ни того, ни другого (да еще неизменно мрачного, депрессивного, грязного и убогого Петербурга), то кажется, что это и не Достоевский вовсе написал.

Еще, может, странную вещь скажу, но я совершенно запуталась, кто из героев у кого живет. То один у другого дачу снял, потом к ним подселился кто-то еще, потом один съехал, другого к себе позвал, а еще кто-то ушел из дома и теперь ему приткнуться негде, так что его еще кто-то там приютил. Не знаю, у кого как, а у меня мозг взорвался от этого броуновского движения тел в романе.

Концовка романа представляется мне логичной. Хотя здесь трудно судить наверняка, потому что я знала заранее, чем все закончится. Будь это для меня тайной… хотя нет, я все равно почти уверена, что именно такой концовки и ждала бы. Все «правильно», так и должно быть. Так не могло продолжаться вечно, должен был произойти некий взрыв. Вот оно и случилось и в полном соответствии с характерами всех участников, вплоть до самых второстепенных.

P.S. Наверное, никогда я не смогу сказать о книгах Достоевского, что они мне нравятся. Причина – см. начало этого длиннейшего текста. Я еще не настолько мазохист. Единственное на данный момент исключение – «Село Степанчиково..», как ни удивительно.

P.P.S. Заметила, что один из абзацев того самого "Села Степанчикова.." почти дословно повторяется здесь. Зачем? И интересно, единственный ли это случай?