5 К вечному бодрствованию чистого разума

«Нет ничего более легкого, чем достижение всеобщего мира». (Эмерик Крюсе)

Послушать авторов различных трактатов по теме, так вечный мир - это плевое дело. Раз-два, и вот уже все войны закончились и вечный мир торжествует. На практике дело обстоит пусть немножко, но не так. То есть мир уже почти вечный, но как-то еще не совсем. Как-то вот совсем не совсем. Но что нам до практики, главное, что вечный мир предписывается чистым разумом! Так, во всяком случае, мог бы сказать Иммануил Кант. И вот этот вопрос я и постараюсь решить в данном рассуждении: насколько требование вечного мира является утопическим и в каком смысле?

Вечный мир как утопия

Во-первых, неплохо было бы понять, как вообще рождаются утопии.

Дальше...

Очевидно, разум рисует некую картинку, которую он не видит в реальности, и которая вообще не может иметь места в реальности, хотя самому разуму эта картинка и кажется реальной. Последний момент очень важен – чтобы утопическая картинка была убедительной разум утописта должен быть уверен в ее реальности – в противном случае, он бы и не взялся за работу по ее построению. Начиная с Платона, ни один утопист, по-моему, не считал свои утопии чем-то нереализуемым на практике. Но при этом сам мыслитель и начинает творить эту практику в своем уме лишь потому, что в реальности он не видит никакой возможности ее осуществления (тот же Платон, как мы помним, пытался делать кое какие телодвижения в этом направлении – с известными нулевыми или даже минусовыми результатами). Разрешить это противоречие мы можем лишь поняв, что, создав утопию, утопист уже реализовал ее «на практике» мышления. В этом смысле то, что реально для разума (представляется реальным) еще не имеет гарантии прописки в реальной реальности, более того, прописка в реальности оказывается излишней (или, скажем так, в уме мыслителя реализуемость утопии как бы сама собой прилагается; нежелание реальности «прилагаться» трактуется как недостаток не желающей быть разумной реальности, а не разумной утопии). Утопия является идеальной реальностью в ее чистом виде, то есть реальностью по факту ее формулировки. Реальность идей оказывается реальнее реальности вещей. Так, во всяком случае, всегда мыслится мыслителю.

Итак, смысл утопии всегда состоит в том, чтобы объективировать невозможное; претензии разума на реалистичность нарисованной им картинки не отражают ничего, кроме специфики работы самого разума. Не посчитав утопию осуществимой в реальности, разум ее не создаст. Но если утопия может стать реальностью, то в уме ее создавать и не надо. Поэтому она должна стать реальной, но исключительно в уме (философская утопия не является неким подлежащим реализации проектом, но проектом, уже реализовавшимся в уме). Это я фактически повторил предыдущий абзац, но чуть в более сжатой форме:) Что же касается вечного мира, то сколько ни говори – «вечный мир есть нечто осуществимое в реальности», реальный мир остается вечно скоротечным.

Вечный мир как идеал

Однако не все так безнадежно. Можно посчитать, что вечный мир все же не является чисто утопической идеей, а скорее неким идеалом, который недостижим именно как идеал. А недостижимость идеала не говорит о невозможности эффективного стремления к нему. Такой подход вовсе не кажется априори (а там, где упомянут Кант, нельзя хоть раз не использовать слово «априори») неразумным. Во всяком случае отношение к самому феномену войны в общественном сознании определенно претерпевает серьезные изменения и совершенно точно в сторону предпочтения мира. Можно сказать, что упорная работа сознания по дегероизации войны принесла значительные успехи. Более того, можно рискнуть и сказать, что война, в принципе, дегероизирована (здесь чуть ли не основное Спасибо следует сказать литературе, а война в серьезной литературе почти неизменно изображается как бесчеловечный абсурд). Завоеватель как фигура уже довольно давно не является естественным образцом для подражания, а карьера военного не рассматривается как почти единственно-возможный путь для мужчины (хотя параллельно этот путь открылся для женщин).

Но здесь миролюбивый идеал сознания рассматривается все еще на уровне самого сознания, тогда как идеал должен подразумевать еще и действительные изменения в практике ведения войн. А если уж речь идет о практике, то и надо смотреть на то, что происходит. А что происходит? Ну, во-первых, самые жестокие войны имели место в двадцатом веке, то есть, можно сказать, еще вчера. Во-вторых, организация, которая, по сути и олицетворяет собой идею вечного мира, а именно ООН, совершенно бессильна в исполнении как раз-таки своей основной задачи: «Избавить грядущие поколения от бедствий войны». Устав от войны, люди преисполнились решимости достичь наконец прочного мира – так и родился устав ООН. Решимости хватило ненадолго (либо она была не у всех, либо она была только у людей, а вовсе не у государств), а самым надежным миротворцем в глобальном смысле является вовсе не ООН, а ядерное оружие.

Впрочем, Кант, вероятно, даже порадовался бы этому. Одна из основных идей его трактата состоит как раз в том, что Провидение ведет народы к вечному миру странными, одному Ему ведомыми путями, пусть даже и посредством войн (1. Люди образуются в государство, чтобы защитить себя от соседей и так оказываются в правовом состоянии; 2. Защита государств друг от друга исключает возможность чрезмерной концентрации власти в руках одного государства, вместо этого возникает международное право как способ сосуществования государств; 3. Сосуществуя, государства все менее заинтересованы в том, чтобы воевать друг с другом – Кант выводит это положение из развития духа торговли, но я думаю этот тезис мирного сосуществования можно понимать и в наиболее широком смысле). Не является ли это как раз высшим юмором Провидения – дать людям в руки настолько разрушительное оружие, что они не смогут его использовать? Может (и даже скорее всего) Канту показалось бы, что именно так и есть. Но лично мне подобная логика напоминает другую, очень хорошо всем нам знакомую логику, а именно, что «по мере продвижения к коммунизму классовая борьба будет нарастать». Если дорога к вечному миру должна требовать все больше миллионов жертв, если для того, чтобы ужаснуться последствиям ядерной бомбардировки, нужно непременно сначала попробовать, как это все будет выглядеть в реальности, если чуть не каждый год возникают все новые локальные конфликты, ставящие под сомнение стабильность мира и в глобальном масштабе, то миролюбивость Провидения действительно кажется довольно странной.

Итак, если уж мы обратимся к практике, то у нас нет серьезных оснований считать вечный мир недостижимым лишь как идеал – слишком уж тут все далеко от идеала. Утверждающий вечный мир в этом ключе будет похож на человека, который сделав свою работу из рук вон плохо, отвечает на предъявляемые претензии: «Нет предела совершенству». Но тут нет и намека на совершенство. Пока это так.

Вечный мир как естественное требование разума

Но с вечным миром дело, по-моему, обстоит и еще чуть-чуть посложнее. Ведь вечный мир или отказ от всякого насилия можно посчитать не какой-то развернутой картинкой идеального общества, и даже не каким-то идеалом, но просто естественным требованием разума. Если хотите, то вы прямо сейчас можете обратиться к своему разуму, очистить его от всего эмпирического, и спросить: «Хочешь вечного мира?» И чистый разум вам ответит: «Конечно, хочу». И даже, пожалуй, он скажет нечто другое: «Не столько хочу, сколько пребываю в состоянии вечного мира – это мое естественное состояние». Так вот в этом смысле нельзя ли посчитать требование вечного мира, предписываемого разумом, все-таки чем-то вполне реальным, а вовсе не утопически-идеальным?

Некоторое время я помучался, пытаясь ответить на этот вопрос, пока все тот же чистейший разум не надоумил меня задать и еще несколько вопросов о своей природе и тех требованиях, которые кажутся ему вполне естественными. Я спросил и чистый разум ответил мне, что он отрицает не одно только насилие, но и некоторые другие, куда более приятные вещи. В общем и целом, он (чистый разум) назвал мне четыре феномена, без которых хотел бы существовать:

1. Без насилия
2. Без секса
3. Без еды
4. Без сна

Все эти четыре БЕЗ сводятся в итоге к одному: чистый разум хотел бы существовать БЕЗ тела. При этом пункты 1. 2. кажутся чистому разуму вполне достижимыми, потому что они предполагают контактные взаимодействия с внешними телами, а разум имеет теоретическую возможность уклониться от них, даже и будучи сам стеснен телесной оболочкой. Но вот пункты 3. и 4. касаются самого носителя разума, то есть его собственного тела и тут уже нереалистичность требований обойтись без еды и без сна очевидно заявляет о себе. При этом для чистого разума это вполне естественные требования, а особенно это касается сна, являющегося царством бессознательного. Разум хотел бы вечного бодрствования, но тело неумолимо клонит в сон. Бессознательное же как раз и напоминает разуму, что он не может быть чистым, что чистому разуму, разумеется, крайне не по душе. Но это уже немного другой разговор.

Пока же отметим, что сама по себе естественность требований чистого разума тоже еще не позволяет нам называть эти требования реалистичными. Вечный мир – это все же утопия. Но, в отличие от мира без еды и без сна, мир без насилия – красивая утопия. А насчет секса решайте сами:)