5

Роскошно. На самом деле, всю пьесу тянет один герой, он же главный злодей. Но как тянет! Да злодей ли он вообще?

Что мы помним навскидку об этой теме? Что там блаародный венецианский купец и хитрая телочка другого венецианского купца срывают козни алчного жадного жыда Шейлока. Шейлок вообще имя нарицательное именно для алчного типа, корыстолюбивого типа, типа, который пойдет на что угодно за 300% прибыли. Короче, честь и благородство против тупорылого корыстолюбия. На самом деле, в "Венецианском купце" есть персонаж, у которого главный конфликт - это именно вопрос о чести, причем этот вопрос идет через весь текст. И этот герой - это, упс, Шейлок.

Вот смотрите. Бассанио под поручительство купца Антонио берет в долг три тысячи дукатов. Во-первых, это какой-то очень странный купец. Шейлок упоминает - в бешенстве - что тот дает в долг без процентов. Дык, это... Проценты по долгу - это же не столько нажива, сколько риск + инфляция. Если регулярно давать деньги без процентов, капитал твой быстро умалится, и это даже в наши времена так, а в XVI веке риски по сравнению с нынешними временами чудовищны, и раздача в долг без процентов - это не поведение делового человека вообще. Во-вторых, что там наш Антонио говорит по поводу своих кораблей? А, все фигня, подписываем любую бумажку, корабль с баблом придет к такой-то дате, расплачусь на раз-два. Господа пацаны, но это же XVI век! Откуда ты знаешь, что корабль придет ровно к дате? Откуда ты знаешь, что он придет вообще? На морях мели, берберы, бури, в портах бандиты и чиновники (и поди различи их), коммерческая удача переменчива... а Антонио этот момент вообще не заботит. Наконец, он спокойненько подмахивает бумагу, согласно которой он готов фунт своего мяса отдать в случае дефолта. Причем тут уже Бассанио и то чувствует какой-то стрем, но Антонио все нипочем. Знаете чего. Антонио вообще не купец. Он ведет себя так, как настоящий купец себя не может вести в принципе. Не может купец не уметь считать деньги. Не может купец подписывать что попало. Не может купец не предусмотреть, что будет при форс-мажоре. Он иначе промотается. Антонио - это, может быть, человек купеческого звания, но совершенно уверен, просто зуб даю, что он свое состояние унаследовал, а не сколотил. Он ведет себя так, как ведет себя человек, который вообще-то не вникает в финансовые дела и договоры обычно не читает. Антонио - не купец, Антонио - _пацан_. Кстати, обратите внимание, как он разговаривает с Шейлоком, когда занимает у него деньги. Это не бизнесмен к бизнесмену пришел.

"Заметь, Бассанио:
В нужде и черт священный текст приводит.
Порочная душа, коль на святыню
Ссылается, похожа на злодея
С улыбкой на устах иль на красивый,
Румяный плод с гнилою сердцевиной."

Это произносится при Шейлоке через две минуты после начала разговора. Неплохо так бизнесмен пришел сделку заключать, у него наезд с третьей реплики начинается.

Дальше Шейлок напоминает некоторые, гм, обстоятельства.

Шейлок

Синьор Антонио, много раз и часто
В Риальто поносили вы меня
Из-за моих же денег и процентов.
Я все сносил с пожатьем плеч покорным:
Терпенье - рода нашего примета.
Меня вы звали злобным псом, неверным,
Плевали на жидовский мой кафтан
За то, что y лишь пользуюсь своим.
Так; но теперь, как видно, я вам нужен.
Что ж! Вы ко мне идете, говорите:
"Нам нужны деньги, Шейлок"... Это вы,
Вы просите, плевавший мне в лицо,
Меня пинками гнавший, как собаку,
От своего крыльца? Вам деньги нужны!
Что ж мне сказать вам? Не сказать ли мне;
"Где ж деньги у собак? Как может пес
Давать взаймы три тысячи червонцев?"
Иль, низко поклонившись, рабским тоном,
Едва дыша и с трепетным смиреньем
Сказать:
"Синьор, вы в среду на меня плевали,
В такой-то день пинка мне дали, после
Назвали псом; и вот, за эти ласки
Я дам взаймы вам денег".

Антонио

Тебя опять готов я так назвать,
И плюнуть на тебя, и пнуть ногою...

Неплохо, да? Вообще берега потерял, у него почти как у человека деньги просят, а ему че-то не ндравится, христопродавцу поганому.

Ну вот, получает Антонио деньги, предоставляет в заклад возможность взыскать у него фунт его же мяса. И как мы помним, постигает его провал. Корабль возьми да и не приди по причине кораблекрушения. Срок горит, это становится все более очевидно, и тут Шейлок толкает шикарный монолог:

Саларино

Ну, я уверен, если он и просрочит, не станешь же ты требовать его мяса:
на что оно годится?

Шейлок

Чтобы рыбу на него ловить! Пусть никто не насытится им, - оно насытит
месть мою. Он меня опозорил, помешал мне заработать по крайней мере
полмиллиона, насмехался над моими убытками, издевался над моими барышами, поносил мой народ, препятствовал моим делам, охлаждал моих друзей, разгорячал моих врагов; а какая у него для этого была причина? Та, что я жид. Да разве у жида нет глаз? Разве у жида нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей? Разве не та же самая пища насыщает его, разве не то же оружие ранит его, разве он не подвержен тем же недугам, разве не те же лекарства исцеляют его, разве не согревают и не студят его те же лето и зима, как и христианина? Если нас уколоть - разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать - разве мы не смеемся? Если нас отравить - разве мы не умираем? А если нас оскорбляют - разве мы не должны мстить? Если мы во всем похожи на вас, то мы хотим походить и в этом. Если жид обидит христианина, что тому внушает его смирение? Месть! Если христианин обидит жида, каково должно быть его терпение по христианскому примеру? Тоже месть! Вы нас учите гнусности, - я ее исполню. Уж поверьте, что я превзойду своих учителей!

Заметьте, тут о деньгах одна строка, зато о попранном достоинстве - вообще вся реплика. Алчный Шейлок, Шейлок-стяжатель, нихрена. Оскорбленный Шейлок! Шейлок-мститель! Шейлок борется за достоинство - свое, своего народа! А венецианские пацаны этого совершенно не понимают, и когда Шейлок идет в суд, они реагируют на него как на стереотипного жида, вот, жид обманул честных христианских пацанов, он просто хочет 300% прибыли. Ой, кстати, а как тон Антонио-то меняется:

Послушай, добрый Шейлок...

Собака-жид стал добрым Шейлоком, как мало надо, чтобы заставить вежливо разговаривать. Всего-то пригрозить фунт мяса вырезать так, чтобы угроза воспринималась всерьез. Ведь вся эта компания просто начала на цыпочках вокруг Шейлока плясать.

Дож

Посторонитесь; пусть пред нами станет.
Все думают, - и я со всеми, Шейлок, -
Что видимость злодейства сохранишь ты
Лишь до развязки дела, а потом
Проявишь милость, поразив сильнее,
Чем мнимою жестокостью своей;
И хоть сейчас ты требуешь в уплату
Фунт мяса у несчастного купца -
Не только не возьмешь ты неустойки,
Но, движим человечною любовью,
Ему простишь ты половину долга,
Взглянувши с состраданьем на потери,
Что на него обрушились: их хватит,
Чтоб царственный купец был разорен
И возбудил участье в медных душах,
И в каменных сердцах, и в непреклонных
Татарах иди турках, не привыкших
К делам любви и жалости. Итак,
Мы все ждем доброго ответа, жид.

Пощадите, дяденька! Господа пацаны поплыли, они оказались перед ужасной, просто невероятной перспективой: их заставляют ответить за слова. Они с жидом как с жидом, а жид с пацанами как пацан. И что прикажете делать? Они думают, что знают, это же жид.

Бассанио

Наместо трех шесть тысяч я даю!

Шейлок

Когда б во всех дукатах этих каждый
На шесть частей делился по дукату, -
Я б не взял их, а взял бы неустойку.

Упс. Это же жид, он же должен пойти на все ради прибыли. А у нас тут особенный, специальный жид, он денег не берет.

Бассанио (Шейлоку)
Зачем ты так усердно точишь нож?
Шейлок
Чтоб резать у банкрота неустойку.

Ага. У меня попрано достоинство, засуньте себе ваши дукаты... Ну, и вообще это отлично звучит: "нож, чтоб резать у банкрота неустойку".

Ну, дальше приходит переодетая Порция и карнавальным образом выручает Антонио из-под ножа, Шейлока раздавливают, все счастливы. Но это, в конце концов, XVI век, торжествующий иудей - это было бы слишком смело и вообще. Однако ж, какова история-то, а!