5 Не взлетим, так поплаваем...

Первая полновесная пятерка художественной книжке с начала года, за исключением проходящего вне конкурса Ирвинга и на повышение перечитанного Жана Жене. Более того, самое головокружительное впечатление со времен "Благоволительниц" Литтелла. Я не планирую проводить никаких параллелей, просто напоминаю себе, что другая литература тоже существует, не только этот рекурсивный бестиарий, самозванное евангелие, наглейшая мистификация под названием "Книга рыб Гоулда".

Словосочетание "магический реализм" в данном случае так же легковесно, как и бессмысленное словечко "стильный". Советую забыть. Антипод (в допотопном географическом значении слова) Фланаган пишет так, как будто книг до него не писали вовсе, используя все возможные запрещенные приемы, чихая на этические нормы и чей-то там тонкий вкус. Нет, не так. Как будто после странного апокалипсиса, в котором выжило человечество, но безвозвратно утрачены все письменные свидетельства о том, что оно думало, чувствовало, о чем мечтало и чего боялось - полная нарративная амнезия - автор единолично и неважно каким образом провалился в черную дыру времени и обнаружил нетронутую Александрийскую библиотеку, спёр ключи от библиотеки Ватикана, разграбил гробницу Цельсия, а теперь шастает туда-обратно, выдавая на гора еще не обгоревшие листы, длиннющие периоды невиданной красы и чудовищные в своей архаичности, простоте и абсолютности откровения. Выдавая за своё. Удивляться, что эта, подобная мальстрёму, экскурсия во все базовые области межчеловеческих, межвидовых и межконтинентальных отношений не вызывает ажиотации у публики, не приходится - не каждый желудок выдержит, да и формат дикий. И вряд ли я стану рекомендовать кому бы то ни было книгу, к которой сама не знаю, с какой стороны подступиться.
Если из сомнительного чувства читательской добросовестности начать выдвигать претензии, все они так или иначе обернутся сокрушительными плюсами.

В повествовании о фантасмагорических буднях каторжного поселения Сара-Айленд Земли Ван-Димена (она же Тасмания) много воды - и в привычно ругательном смысле тоже - вода повсюду: солёная, грязная, густая как кровь, вонючая, как пот и экскременты, которыми, за неимением иных чернил и красок, не столько пишет, сколько рисует правдивую хронику людей, ставших рыбами, осужденный на смерть кузнец своего несчастья фальшивомонетчик Уильям Бьюлоу Гоулд. Но как же может быть иначе, если автор подарил ему в безраздельное пользование самую древнюю и исчерпывающую метафору - море? И порой навязчивые повторы здесь - как шум прибоя, и за мутными взвесями казалось бы необязательных тошнотворных подробностей, дохлыми медузами и изъеденными червями ошметками жертв кораблекрушений - не сразу заподозришь глубину. Только когда уже будешь тонуть и задыхаться, опускаясь на дно. А там-то и водятся самые страшные и неописуемые рыбы.

Я понял, что не рыб пытался уловить я в свои сети, но воду, то есть само море, а сети ведь не могут удержать воду, да и я не умею рисовать море.

Здесь много воздуха, но какого? Он полон животным смрадом, ядовитыми миазмами, горьким дымом, сладковатым запахом смерти и "острым аммиачным запахом смятения и страха". Но, если привыкнуть, можно уловить в этих ароматах

что-то от холодного мяса и возвращения домой

А также понять, что Бог, коли он и впрямь существует, не может ничем пахнуть.

Стоит ли поголовно склеротичному и легковерному читателю возмущаться измочаленностью библейской аллюзии про ловца человеков? Не охренительно ли, что одна из глав безапелляционно начинается словами: " В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог"? А другая, самая короткая, содержит и альфу и омегу, то есть а и z и все промежуточные буквы алфавита по порядку - это и есть единственно возможная молитва.
Здесь тьма тьмущая смыслов, в которые автор чуть ли не носом тычет - вот они, и еще вот, и снова они. Книгу можно воспринимать как портретную галерею, где рыбы - это яркие, трагичные и смешные типажи и судьбы. Можно получить мазохистское наслаждение от едкой сатиры на бессмысленное перетаскивание износившегося европейского духа с места на место: прочесть на отсыревшей стене каллиграфические строчки из стихотворений Пушкина и Гете и узнать истинное предназначение пустоголового Вольтера. В который раз убедиться, что прошлое - еще больший хаос, чем настоящее, история - самая жестокая муза, а прямых линий не существует, также как и верных дорог. Можно увидеть образ мира как безразмерного пенитенциарного учреждения. Выхода нет - тюрьма всё: и наука, и искусство, и любовь, мы все тюремщики и арестованные одновременно. Выход есть - стань рыбой. Выхода нет - тебя поймают, классифицируют, сведут к отвлеченной идее и выбросят как ненужный хлам... Можно... да всё, что угодно можно здесь увидеть, поразиться и поверить. Но стоит только прочитать послесловие, понимаешь - тебя бессовестно обманули, нужно срочно начинать сначала, чтобы понять где, когда и за что. Восхитительное издевательство, беспримерный акт человеколюбия. И я не знаю, куда теперь девать блокнот, плотно заштрихованный масштабными цитатами, меткими ремарками и пучеглазыми рыбами.

Необязательный постскриптум

Живущий внутри меня юный натуралист-зомби (изничтожается только путем отстреливания головы напрочь) утверждает, что не существует в природе птицы под названием "страус эму", а зверек, обитающий на Тасмании, зовется поссум, никак не опоссум. Но тут уж вопрос не к автору - уроженцу острова, и даже не к добронамеренному переводчику. В конце концов, кому какое дело - про Тасманию мало кто всерьез думает, что она вообще существует.