0 «До чего же она зловеща»

Если бы у вас была возможность забыть события, которые вас мучают, вы бы стёрли себе эти воспоминания? А стерев из памяти «ненужное», человек останется, кем был или вместе с воспоминанием уйду и особенные черты характера?

Определённо, воспоминания это, наверное, одно из немногих, чего не отнять у человека. Они формируют личность и делают нас самими собой. У героя книги Бориса Виана «Красная трава» воспоминания – то, что мешает жить, и от чего нужно избавиться.

В центре сюжета — две пары: инженер Вольф, его жена Лиль, и его друг, по совместительству ассистент, Ляпис со спутницей Хмельмаей. Также при них — сенатор Дюпон, судя по всему — пёс.

Жизнь была пуста и в ожидании, не грустна. Это для Вольфа. Для Сапфира — бьющая через край и не поддающаяся определению. Для Лиль жизнь была необходимостью. Хмельмая о жизни не думала…

Вольф создал машину, которая способна стирать память. Прошлое его отягощает, кроме того, это удивительный шанс, проверить, что будет, когда всё лишнее уйдёт из его жизни. Процесс стирания памяти оборачивается в интервьюировании главного героя. Попадая в машину, его сознание переносится в параллельную реальность, где задают вопросы незнакомые ему люди. Всё идет строго по плану – один сеанс – одна тема для стирания памяти. Виан безжалостно прошёлся по главным «столпам» становления человека, уничтожая их: Родители и Воспитание, Религия, Образование, Любовь.

Меня разочаровали внешние формы вашей религии, — сказал Вольф. — Слишком уж все это произвольно. Манерничание, песенки, красивые костюмы… что католицизм, что мюзик-холл — все одно и то же.

Гиперопека родителей делает из Вольфа бунтаря, но ленивого на настоящие поступки. Религия не приносит ответов, а лишь создаёт иллюзию присутствия Бога. Образование изнуряет человека, отвлекая от самого главного, ради чего стоит жить. Любовь не приносит удовлетворения. Вольфу приходится вспомнить весь жизненный путь, разговоры выходят сродни с исповедью. Автор с азартом переходит границы общепринятых норм. Приведу цитату лишь из сеанса про образование, в противном случае, мне пришлось бы переписать всю книгу:

Поднимайтесь-ка каждое утро в семь часов… Ешьте в полдень, ложитесь спать в девять вечера… и никогда у вас не будет вашей, вашей собственной ночи… никогда вы не узнаете, что есть такой миг, когда, словно море, распростертое в паузе между отливом и приливом, смешиваются и растворяются друг в друге ночь и день, образуя отмель лихорадки, наподобие той, другой отмели, что образуют, впадая в океан, реки.

Естественно, полностью отчистив память, единственное что остаётся человеку – умереть, ведь он вернулся к истокам, опустошил свой разум. Думаю, Вольф понимал и осознанно шёл на это.

И когда ждать невмоготу, — сказал Вольф, — и когда мешаешь сам себе, появляется повод и оправдание — и если избавишься от того, что мешает… от себя самого… тогда прикоснешься к совершенству. Круг, который замыкается.

Удивительно в этой книге то, что её хочется пересказывать. История наполнена нюансами, которые мог выдумать только Борис Виан. Сенатор – то ли человекообразная собака, то ли собакообразный человек. А так же: нюхалки, гавианы, тюхание, разговоры с зеркалом, метаморфозы домов, вырастающих на улицах, и растения, придуманные им самим же.

— Я их помню, — сказала Хмельмая. — Прежде было много ландышей, целые поля, такие густые, будто их подстригли под бобрик. Садишься посреди и рвешь их, не вставая. Кругом одни ландыши. А здесь другое растение, с цветами, словно маленькие кругляшки оранжевой плоти. Не знаю, как оно называется. А под головой у меня фиалки-траурницы, а там, у другой руки — асфодели.

Автор не изменяет себе в создании собственной реальности — мира абсолютной безнадёжности. Чего только стоит игра «кровянка», где стреляют иголками в обнажённых людей. А время представляет собой абстрактную единицу.«истинное время субъективно… его носят в себе…». В действие пяти минут автор умещает события нескольких месяцев, а может и лет:«Вольф слегка привел себя в порядок, перед тем как вернуться в зал, где пили и танцевали. Вымыл руки, отпустил, но недалеко, усы, убедился, что они ему не идут, сбрил, не отходя от кассы, и завязал галстук на другой, более пространный манер, ибо мода успела за это время уйти вперед».

Отношения Ляписа и Хмельмаи наполнены нежностью: «Ты прекрасна, — пробормотал он, — как… как японский фонарик… зажженный.— Не говори глупостей, — запротестовала Хмельмая.— Я же не могу сказать, что ты прекрасна, как день, — сказал Ляпис, — дни бывают разные. Но японский фонарик красив всегда».

Однако Виан безжалостно делает их союз обречённым на невозможность существования. Паранойя Ляписа сводит его с ума, и он погибает в схватке со своим безумием. В этой истории каждый занят сам собой, но воспринимается это вполне нормальным, адекватным для того мира. Каждый герой — «вещь в себе», и можно лишь догадываться, о существовании переживаний и истинных мотивов, а многое из происходящего остаётся на усмотрение читателя. Например, «Вольф смотрел из окна на запад». Что он там видит? Не известно. Но уточнение есть – «на запад». И так на каждой странице, нюансы которые хочется разгадывать.

«Красная трава» — отличная книга для того, чтобы «пошевелить» и разум, и душу. Но, отправляясь в путешествие по страницам, не забудьте забыть всё, что знали о литературе.

Оригинал рецензии на сайте блога «Радуга чтения»