5 Не столь многое нас разделяет

Жизнь – удивительная штука. Сейчас ты хватаешь солнечно-желтый томик с одной лишь мыслью интересно провести время, а двумя вечерами позже осознаешь, что с тобой случилось едва ли не лучшее путешествие за год. Ты не можешь не думать. Ты медленно закипаешь, пока где-то глубоко в душе боль мешается со счастьем, страх с надеждой, и будущее скорее пугает, чем радует.

Мне повезло. Я маленькая белая девочка. Платье да туфли. Под знойным полуденным солнцем Миссисипи мне не страшно пройти пару кварталов. Я не рискую быть искалеченной из-за того, что попутаю дверь в уборную для цветных, мне не приходится бояться нацеленной на меня винтовки из-за того, что над примерочной темнокожих не оказалось особенного знака. Слава богу, меня вряд ли пристрелят на пороге собственного дома из-за неуместных мыслей о том, в чем провинились эти люди перед миром. Да, повезло.
Я только глупая белая девочка, потому что уже несколько часов не могу вместе со Скитер понять, чем Эйби, Минни, Константайн и другие, уже ставшие родными лица, заслужили себе подобную жизнь. Высокие и низкие, проворные и нерасторопные, тихие и острые на язык, черные как асфальт и карамельно-коричневые…. такие же люди, коих сотни и тысячи украшают землю. Господи, чем они хуже, если у каждого живущего на планете в груди бьется одно и то же сердце? Неужели тем, что хорошо выполняют свою работу или дарят себя без остатка белым детишкам? Неужели тем, что волей-неволей делят чужое счастье и горе, заботятся, верят, любят? Как и Скитер, я не знаю ответ.
Но я уверена, что теперь мне попросту не забыть ни мудрой Эйбилин, ни смешной Минни, ни храброй Евгении. Ни боли женщины, боящейся ежеминутно потерять ребенка из-за предрассудков, ни отваги матери, рискующей жизнью во благо общему делу, ни бесстрашной юной леди. Можно долго и методично сыпать как из рога изобилия словами «расовая сегрегация», «дискриминация», «толерантность» - словами, что я знаю еще с момента прочтения романа «Хижина дяди Тома», но разве они будут иметь хоть малую ценность при всем объеме эмоций, что эта книга дарит? Разве эти заученные штампы что-то объяснят и изменят?
Конечно, нет. Забудьте про крохотный шумный Джексон, взгляните на другие современные города. Неужели что-то изменилось? Хилли Холбрук, Элизабет Лифолт, миссис Уолтерс – портреты, взятые из реальности. Может, потому над словами «свобода», «равноправие» хочется смеяться. Смеяться до слез. Пока где-то далеко все так же без суда и следствия казнят темнокожих парней. Грош цена нашему демонстративному негодованию.
Но маленькая глупая девочка опять слишком много размышляет. Кому нужна ее правда? Вот только под канареечно-желтой обложкой не просто история прислуги, не просто горечь одиночества, но и целые судьбы, ценные фрагменты чужих жизней, которые пропускаешь через себя, а после сидишь, уставившись в стену, вспоминаешь по дороге на работу и с работы и думаешь.
Думаешь о том, что в угоду невнятной ненависти, подчас ничем не подкрепленной кроме предубеждений, гибнут дети, отцы и матери, о том, что страшнее мысли быть не понятым может быть лишь перспектива полного одиночества, о том, что друзья, близкие, далекие – не всегда столь хороши или столь плохи, как нам кажется.
Ты думаешь и ничего ровным счетом не можешь поделать с тем, что свою наивность уже не вернуть. И не забыть того, что где-то прислуга моет хлоркой руки – потому что кому-то кажется, что у цветных они всегда грязные, или обедает на улице в мороз – потому что есть с темнокожей прислугой за столом ниже чьего-то достоинства. И ничего, что минутами позже ты готов вручить ему заботу о своем ребенке. Как же мне это забыть?

Наверно, никак. Просто страшно, поскольку в нашем современном мире есть места, где человечество по-прежнему переминается с ноги на ногу. И ни ты, ни я, ни сотни лет ничего не изменят. Остается лишь верить. Верить и помнить: «Мы просто два человека. Не столь многое нас разделяет. Между нами не такая уж большая разница. Совсем не такая значительная, как мне представлялось».