5

Книга для меня поделилась на две части.
Первая - эта та самая любовь, возникшая между 15-летним мальчиком и женщиной за тридцать.
И тут признаюсь, я была готова списать книгу со счетов, потому что в этой части книги, очень много этой самой любви в ванной, и эти монологи...постоянные мысли автора, мечещущиеся где-то в пространстве, без каких либо ясных событий, без движения.

И вторая часть.
Эту часть я читала со всей силой своей самоотдачи. Я шла за ходом мысли автора просто "след-в-след", стараясь не отстать, понять.
Я чувствовала такую острую нехватку понимания того, что чувствовали люди того поколения, что просто слезы на глаза наворачивались.
Я постоянно металась с вопросом "плохая ли Ханна? и правильно ли я делаю, что сопереживаю ей".
Я так злилась на Михаэля, с его неопределенностью, и в тоже время сама себя ругала за это.
Мне не понять того чувства, которое рождалось у следующего послевоенного поколения. Как человек должен относиться к родителю, который сам, добровольно мог послать на смерть тысячу живых людей. Мне сейчас, смотрящей из нашего времени, в то, кажется это чем-то из области фантастики..

И этот разговор, между водителем попутки и главным героем..так остро впившийся иглами в мой небольшой мозг.
Для меня он отражает все те противоречия, которые возникают в душе по отношению к Ханне. Только Ханна здесь не просто подсудимая женщина, надзиратель или главная героиня, она судится как просто общий собирательный образ всех тех, кто так жил и так поступал.

"... — Вы правы, те, кто убивал, не имели никаких причин для ненависти и не находились в состоянии войны. Но ведь и палач не испытывает ненависти к тому, кого он казнит, и тем не менее он казнит его. Почему? Потому, что ему приказали? Вы думаете, он делает это потому, что ему дали такой приказ? И вы думаете, что я говорю сейчас о приказе и повиновении и о том, что солдатам в лагерях приказывали и что они вынуждены были повиноваться?
Он презрительно усмехнулся.
— Нет, я говорю не о приказе и повиновении. Палач не действует по приказу. Он просто выполняет свою работу, он не питает ненависти к тем, кого он казнит, он не мстит им, не убивает их потому, что они стоят ему поперек дороги, угрожают ему или нападают на него. Его жертвы ему совершенно безразличны. Они ему настолько безразличны, что он может не убивать их точно так же, как и убивать.
— Где же ваше «но»? Давайте скажите мне, что человек человеку не может быть до такой степени безразличен. Разве вы не учились этому? Солидарность со всем, что носит человеческое лицо? Достоинство человека? Святое отношение к человеческой жизни?
Как-то раз, — продолжал он, — мне довелось видеть фотографию, на которой был запечатлен расстрел евреев в России. Евреи ждут своей очереди голые в длинной шеренге, некоторые стоят на краю ямы, и позади них стоят солдаты и стреляют им из винтовок в затылок. Это происходит в каком-то каменном карьере, и над евреями и солдатами на выступе в стене сидит офицер, болтает ногами и курит сигарету. Смотрит он немного раздосадованно. Быть может, дело, на его взгляд, продвигается недостаточно быстро. Но вместе с тем в его лице есть что-то довольное, что-то радостное, может быть, от того, что тут как-никак совершается повседневная работа, что скоро она будет закончена и можно будет идти отдыхать ..."

Читая любую книгу, я стараюсь сразу, по ходу чтения, фиксировать свои мысли по поводу нее, чтобы они не терялись.
Так же было и тут, только дело было в том, что как только мысль возникнет и я ее запишу, в книге почти сразу - в следующей главе, или даже в следующем предложении - дается ответ на те самые вопросы которыми я задавалась минуту назад.

Для меня было непонятно, то как отнесся к делу Михаэль, когда понял что просто напросто Ханна необразована.
Моё нутро бунтовало с разрушающей силой, аж тошнило.
Не смотря на то, что Ханна ради сохранения своей "тайны" пожертвовала всем, я бы не смогла сидеть и смотреть на это.
Я бы нарушила все грани приличия, и рассказала бы сама, пусть даже после этого этот человек, который мне дорог, меня возненавидел.
Зато он был бы более свободен, он был бы волен делать то что хочет, учиться писать и читать, это ведь не поздно никогда.. к тому же она сама этого хотела.
Но отец Михаэля сказал так:

"Если знаешь, что для другого человека есть благо, а он не видит этого, надо попытаться открыть ему глаза. Последнее слово должно остаться за ним, но надо с ним говорить, с ним самим, а не за его спиной с кем-то другим.."

И хоть я до сих пор считаю по своему, но читая эту книгу, я поняла насколько я эмоционально ко всему отношусь. И эта эмоциональность никогда не даст мне до конца здраво отнестись к тому что происходит, потому что эмоции имеют власть над нашими решениями.

Ну, а концовка, меня она задела за живое, и эти последние слова Михаэля. Я не пойму его с его отношением, может просто не хочу его понимать.
Мне далась очень тяжело эта книга. Она просто разрывает от противоречивых чувств.
И когда ты ее уже дочитал, в голове висит этот вопрос, который Ханна задала судье: "А как бы вы поступили на моем месте?"

Но тут, читая, я не раз вспоминала статью, гуляющую по просторам интернета, о женщине, которая была работником в гетто и тайком от всех, спасла 2500 детей от смерти.
Вот она:
http://ru.wikipedia.org/wiki/Сендлер,_Ирена
http://www.lechaim.ru/ARHIV/194/k2.htm
Это наверное и есть ответ, на вопросы Ханны.

p.s: посмотрела фильм, считаю что его обязательно надо смотреть для полноты чувств и ощущений.
Кейт аплодирую стоя, хотя все-таки в фильме ее героиня помоему не совсем такая как в книге.

p.s.: А как Ханна училась читать и писать, слушая его кассеты...я рыдала.