4.5

Мне с людьми давно не по пути, а земля... Я не против, чтобы пустовала, шума не люблю. Тишина и запустенье не самое плохое на земле.

После прочтения «Перебежчика» хотелось мне еще что-нибудь у Дана Марковича почитать, но, как часто бывает, то да сё, текстов слишком много, а времени… нет, не скажу, что мало, времени-то достаточно, но текстов все равно слишком много. Впрочем, что я говорю, каждому на сайте известно, что такое нарастающий в геометрической прогрессии ком «необходимого к прочтению». С другой стороны, если уж нашел какую-то книгу, тут ни в коем случае нельзя торопиться, мол, еще много других книг на подходе. Потому что ведь торопишься именно для этого – чтобы найти ту самую книгу, которая заставляет остановиться. Вот, «Последний дом» Дана Марковича стал для меня одной из таких «останавливающих» книг.

Центральную тему «Последнего дома» (как и «Перебежчика», впрочем) я бы определил так – человек природный в … полугородском пространстве. Почему в «полугородском», что это за термин такой? А вот такой, что живешь в городе, но как природное существо, и сам город, соответственно, воспринимается как природная среда обитания. В этом смысле весьма показательно, что главные друзья рассказчика – кошки. Кошки, они ведь и вообще такие – природно-городские существа. Как и собаки, впрочем, но тут уж почти всегда крен в какую-то сторону: либо Платон, либо Аристотель; либо Достоевский, либо Толстой; либо собаки, либо кошки. Я лично за Платона, Достоевского, и кошек. Хотя рассказчик и собак любит, да и вообще все живое. Если же еще развить тему «полугородского пространства», то в «Последнем доме» она подчеркивается через заброшенность того дома, в котором поселился рассказчик.

Город теперь в другую сторону растет, а за мной одна природа. И я никем не окружен, стою один перед полем и рекой, оврагом... и всеми растениями и зверями, которые со мной переживают движение по времени.

Вообще, тема наступающей жизни, которая постепенно и неумолимо поглощает цивилизацию (город), воспринимаемую жизнью лишь как свалка всякой гадости – также одна из центральных в данном произведении. В этом смысле интересно сравнить «Последний дом» с «Тошнотой» Сартра, с отрывками о растительности, которая только ждет своего часа, чтобы поглотить городское пространство. Интересно именно на контрасте, потому что Антуана Рокантена, как вы помните, перспектива «поглощения» вовсе не радует.

А еще рассказчик из «Последнего дома» не любит слов. Рассказчик не любит слово! Парадокс? Конечно, парадокс. Но логичный парадокс. Тот, кто любит живое, отгораживается от слов, тот, кто любит слова, отгораживается от жизни. Но тот, кто любит рассказывать должен видеть жизнь (чтоб рассказ его не был рассказом ни о чем), и тот, кто рассказывает, не может не использовать слова. Однако, проблема рассказчика из «Последнего дома», конечно, глубже, поскольку его недоверие к словам проистекает из куда более глубокого источника, чем соотношение описывающего слова к описываемому явлению. Когда природа предпочитается цивилизации, то слово (литературное) оказывается «вне закона» уже потому, что оно «вне закона» природы. И поэтому словами нельзя ничего сказать уже потому, что и говорить-то в принципе нельзя. Если уж существуешь, то не мысли, а существуй; живи, а не болтай о жизни. Хотя я не уверен, что этот «более глубокий» источник «недоверия к словам» на самом деле не является «тем же самым» источником (то есть проблемой соотношения сказанного к тому, о чем говорится), но сейчас я эту тему развивать не буду. Скажу лишь, что рассказчик, при всем своем недоверии к словам, рассказал замечательную историю. Рассказал просто и глубоко. Историю о человеке, который много лет живет на одном месте, окруженный странными людьми и нормальными животными.

P.S. Ну а я продолжаю мыслить, ведь другое существование для меня немыслимо. Я «человек слова» и существую исключительно в письменном виде:)