2.5 Коала - человек - смерть

В швейцарской глуши - неназванном жалком городке на реке Аре - убивает себя сорокапятилетний мужчина по кличке Коала. Его сводный брат - известный писатель и рассказчик в романе - приезжает в это задристанное захолустье (на самом деле, на их с братом общую родину), чтобы почтить память и разобраться в мотивах. С марта до самого лета герой ищет вопрос, ответ на который он всем дал, и как будто находит.

Двадцать миллионов лет назад на земле появился зверь.

Вот имена зверя: каллевин, коллевонг, кобаркола, колах, карбон, коол, буррор, бангару, пукаван, гуридун, бора-бе, сумчатый медведь, коала.

Хотя дольше всего зверь существовал вовсе без имен и бродил по первобытным степям, пока не оказался в Австралии, где встретился с человеком: сначала - аборигенами, потом - белыми. И те, и другие уничтожали коалу безжалостно. Туземцы - для еды, европейцы - для спорта.

Женщин на охоту старались не брать, слишком уж крики раненых животных напоминали плач младенцев.

Только в 1919 году наступает просветление: нарождающееся австралийское государство берет немногих уцелевших коал под защиту.

Такова книга. От Коалы-человеку к коале-зверю Бэрфус переходит красиво, через детское воспоминание первого. Оно выглядит сценой из Повелителя мух : дети - то есть не вполне еще люди - посвящают Коалу в скауты: жестоко и грязно. Этот скаутский опыт отразится потом в рассказе про австралийских каторжников-колонистов: петлю для виселицы там будут вязать уже не шутки ради.

В этой книге все во всем отражается - каждая мысль, каждая деталь - роман невероятно цельный при всей сложности композиции. Он написан двумя языками, cочетая местечковый говор со стерильной речью исследователя. И здесь приходится вспомнить Кристиана Крахта, который стилизовал свою Империю под документ. Оба автора пишут по-немецки, и тональность у них - одна на двоих. Очевидно, что парням очень плохо. Вообще. Всегда. Тут же и тема: колонизация, точь-в-точь как в Империи . Едва ли не половину своего Коалы Бэрфус посвящает австралийской колонии каторжников - хороший пример конфликта человека с природой, как и метафора борьбы с внутренним зверем.

Этот внутренний зверь - наверное, понятно уже - коала, но коала подлинный. Существо, с котором мы столкнемся, имеет интеллект едва ли не самый низкий среди млекопитающих. В его сумках часто находят мумифицированных малышей, потому что к гигиене оно равнодушно. Партнеров самка не различает из-за природной тупости, а детенышей кормит своим калом второго порядка (то есть однажды уже в виде кала съеденным). Эти животные лишены любознательности, стараясь провести всю жизнь на одном дереве: жуют листья или сидят неподвижно по 10-15 часов кряду. Единственное содержание коалы - леность, в отличие от человека, жизнь которого - рвение.

Истинное существование коалы для человека оказалось непереносимым, род людской соглашался допустить существование зверя только в образе веселого малого, ходячей карикатуры.

После гибели брата писателю является вялый, флегматичный, летаргически сонный оборотень. Брат был таким. Требование Бэрфуса - понять и принять этого подлинного коалу, хотя бы потому что зверек может чувствовать боль и никому не вредит. Сказать честно, только германец мог так категорично поставить человеческое рвение против нечеловеческой лености. Я с улыбкой вспоминаю Штольца и его друга Обломова , который тоже был коалой, но не бэрфусовым, а нашим - приятным.

В этой же компании и Сид Баррет - основатель Pink Floyd. На похоронах главного коалы звучит в плохие динамики Shine on you Crazy Diamond:

Песня была посвящена основателю группы, который уже после выхода второго диска впал в безумие и был безвозвратно потерян для музыки.

Главная проблема романа - проблема смерти, потому он короткий и страшный, словно описание агонии в медицинском трактате. Даже экскурс в естественную историю нужен автору для того, чтобы показать древность и всемогущество смерти, а еще ее биологизм. Куда мы уходим? Ответ для Бэрфуса очевиден: остаемся здесь, превращаясь в неприглядные останки - все видят и знают это.

Самоубийство - оно само за себя говорит, ему не нужен ни голос, ни глашатай… Люди лгут, утверждая, что они самоубийц не понимают. Совсем напротив. Их прекрасно понимает всякий, понимает слишком хорошо… Потому что главный вопрос не в том, почему кто-то покончил с собой. Главный вопрос совсем другой: вы-то сами чего ради продолжаете жить?

Человек, в конце концов, - единственное свободное существо, способное на самоубийство. Только человеку дано выбирать между ужасом и смертью. Рвение нужно для того лишь, чтоб отвлечься от страха смерти. Но если рвения нет, то исход очевиден. В насквозь материалистическом швейцарском монологе всплывает внезапно старинная церквушка, но для того лишь, чтобы напомнить своей скромной монументальностью: вы все - тлен, искры, которым со дня на день суждено погаснуть. Ничего другого нет. Христос Бэрфуса - мертвый и во гробе, как и у помянутого в книге Ганса Гольбейна:

Похоже, она первой из моих собеседниц по достоинству оценила тонкость моих соображений относительно чудовищной запятой в одном из его рассказов, которая обычную, безобидную фразу в сцене примирения отца и дочери превращает в описание мастурбации матери, тайком их разговор подслушивающей.

Это про разговор героя-писателя с проституткой в том самом захолустье. Этот разговор происходит в самом начале и звучит требованием к нам всем: будьте внимательны насколько возможно! Похоже, что я оказался нерадивым читателем и так и не смог понять, почему именно в сорок пять лет - не раньше и не позже - коала решил убить себя. Хотя этот вопрос звучит многократно и герой-рассказчик - так кажется - получает на него какой-то ответ. Не повезло только мне. Сам роман, хоть и написан с большим талантом, оставляет после себя тоску и головную боль. От этого чтения нужно, в буквальном смысле, отходить. Не худшим решением будет и вовсе не браться.