3.5

Хаксли верен себе: снова скучающие эстетствующие снобы, ввиду своего эгоизма и пустоты сердца и жизни, не способные к любви, отказывающиеся от нее. 50-летний писатель, который тащится от самого себя, продумывая искрометные и тонкие монологи (к диалогам он относится скептически) и юная, наивная, пытающаяся косить под умудренную и пресыщенную даму высшего света, девчонка, начитавшаяся его книг и по ним же судящая о жизни, которой не знает. Нет даже нужды вспоминать их имена - такие они блеклые и размытые.

Отношения у них развиваются как-то нелепо, нежизнеспособно, неустойчиво. Он не умеет и не хочет проявлять глубокие чувства, ему неловко и дико снова быть влюбленным юнцом, а она вдруг понимает, что скорее всего придумала себе чувство к этому стареющему скучному и скучающему мужчине. Она пишет дневник, по которому можно проследить как она все больше отстраняется от него, а ему лень что-либо по этому поводу предпринимать.

Почти все герои Хаксли (от "Желтого Крома" до "Контрапункта") уже при жизни не живут, им кроме своих глубокомысленных сентенций уже ничего не надо. В названии книги кроется ее смысл: мы живем либо в ожидании фейерверка, либо уже после фейерверка, но никогда в нем самом. Мы просто не умеем замечать лучшие минуты нашей жизни, живем либо в мечтах и воспоминаниях, либо в произведениях искусства, далеких от жизни настоящей, либо - в самых запущенных случаях - в алкогольно-наркотическом забытьи. Пора вырываться из этого колеса.