5

Мне кажется, что я погряз. Проблема в том, что эта книга, вне зависимости от того, что вызвала двоякое ощущение чрезмерной наивности, но в то же время своеобразно стильная, пробудила мои прошлые одержимости-превратности-зацикленности, кажется даже задышалось как-то, хм, по-другому. Из всех трех книг эта самая сладкая. С этими красивыми, испорченными мальчиками, с этим очаровательным, затягивающим миром, с крестами, церквями, сигаретами на кухнях, с этим своеобразным стилем письма (автор, о боже, что ты делаешь?), привязчивым невообразимо, что начинаешь так же изъясняться, кажется я там оставил часть себя, слишком глубоко нырнул.
Если честно, не хочется писать именно рецензию, хочется говорить образами, тем, что пробудилось и не уснуло и процитировать себя по еще свежим впечатлениям.

Когда притворно спящий глаз, на миг
Открывшись, вновь смыкается поспешно,
Чтоб жертву в недрах утопить своих:

Вот так соборов окна-розы встарь,
Взяв сердце чье-нибудь из тьмы кромешной,
Его бросали богу на алтарь.
(с) Р.Рильке

Мне бы сейчас бродить ночами итальянскими в огнях цветных, уютных, под стенами соборов, в тенях крестов, под звук латыни вечной, журчания фонтанов и хоры ангелов сладкоголосых. Шуршать шагами по ночному Риму, вдыхая воздух тех веков, что уплыли, умчались вскачь туда, где мне их не застать, не вырвать с мясом, забрав себе, впечатав в свою плоть. Печально, не тревожно, не спокойно, гнетет несовершенство дня, несостыковка состояний, шансов, как-будто в прутья клетки бьешься, на перьях алым турмалином расцветая, не понимая, что прорваться не достоин, но бьешься, бьешься, сминая сталь - литые жерди и себя. Готов учить латынь, сменить свой пол и заточиться в церкви, примерив черное, разбавив золотым. Давно не погружался в атмосферу того, где/как/когда мне никогда не оказаться. Не тот, не там и не тогда, возможно в прошлой жизни, раз мне так ностальгично не по силам, не отдавая болью в сердце, а зная четко, точно, всего лишь примеряя на себя, с оттенком теплой грусти.

В моей груди все жжется, полыхает, царапается изнутри, щекочет. Вокруг тягучий, терпкий запах, родной до боли и настолько же щемящий, ложится сладким облаком по коже, скребет гортань, горит на языке. Я прорастаю розами, держу в руках их, в голове, в дыхании, они как помутнение рассудка, как мания или убийство, себя на алтаре среди их алых тел, как ежедневный ритуал, напомнить-сделать-грезить, как сладко-душный сон. Я слышал, лишь на третий год, они так яростно кустятся, как в моих мыслях, заполняя все пространство багровым бархатным ковром. Мне бы сбежать, но я не в силах, так одержимость давит. Я оплетен колючими стеблями, недвижим и пьянен.