3

К чтению «Жизни советской девушки» я приступала с большими ожиданиями и такой же большой изначальной симпатией.
Собиралась сквозь приоткрытое окошко заглянуть в чужую молодость, совпавшую по времени с моею.
Я ведь сама кто есть, вернее была? Такая же советская девушка, на шесть годков всего помладше автора. Воспоминания о детстве и юности – разве же ждёшь от них подвоха?

А посмотрела не через отмытое временем стеклышко – через замызганный и залапанный грязными пальцами осколок…

Я, конечно, верю, что Таня Москвина (в отличие от меня – типичной советской девочки-отличницы-простушки) была совершенно необыкновенной и не-советской девочкой. Верю, хотя в нашей простой районной школе такие не водились.
Мне бы в голову не пришло в седьмом классе доказывать художественную малоценность «Молодой гвардии», да и позже ничего подобного не приходило. И Достоевского я в одиннадцать лет не только не понимала, но и попросту ещё не читала. Да и вообще, не в театральные критики, а в инженеры идти собиралась.

И перспектива работать ради хлеба насущного меня как-то не пугала.

Таня, а вот теперь поклянись, что этого – треклятой обязаловки от девяти до пяти с зарплатой пятого и двадцатого – в твоей жизни больше не будет никогда.
– Клянусь! – сказала я сама себе голосом юного пионера – и сдержала клятву.

Откуда это в конце семидесятых? Кстати, я всю жизнь вот так и работаю – от и до, и ущербности в том не нахожу…

Ну нельзя, нельзя писать о том, что не пережито до конца, не додумано, не выплакано, не прощено. Нельзя…

Вот ещё. Женщина, которую предпочел нашей необыкновенной героине любимый мужчина… Тридцать с лишним лет прошло, а кроме клички (Мормышка!) автор её никак не называет. Нет, ещё «женским паразитом», мещанистым и бездарным (а этот бездарный паразит, между прочим, и во ВГИК как-то поступил, и в ЛГИТМиКе поучился).

Всюду это тщательно скрываемое высокомерие автора… Как ни старайся, а уши торчат.
Ничем я этого оправдать не могу. Ни травмирующим разводом родителей, ни несчастной (а может наоборот – счастливой!) – любовью, ни одиноким материнством.
Даже не могу сказать, чего во мне сейчас больше по отношению к автору: неверия, возмущения или жалости.
Возможно, последнего больше: моя-то жизнь советской девушки не была идеальной, но уж точно была счастливой…

Дальше...

И даже Ленинград в этой книге – совсем не тот, в котором были «Проводы белых ночей».
И так полюбившийся мне «Питер FM» , похоже, снят в совсем другом городе…