2.5

Тогда еще не было дискотек и тому подобного. Танцевали исключительно обычные танцы вроде вальса, фокстрота, танго и прочее. Все большие чайные домики имели танцевальный зал с хорошим граммофоном, на котором играли американский джаз и французские шансоны. Благодаря своему небольшому весу я как партнерша для танца пользовалась большим успехом, и все наперебой меня приглашали.

Добро пожаловать в «мир цветов и ив», где традиционные гейши танцуют обычные японские танцы – танго и фокстрот!

Я, как и многие молодые люди, мечтала тогда о самолетах и воздушных кораблях и была одержима идеей непременно стать летчицей. Я начала брать уроки пилотажа в г. Токородзава. Мою учительницу звали Судзуки Симэ (позже она погибла при выполнении петли), а поскольку я была единственной девушкой, она особо выделяла меня.

В этом удивительном мире гейшу выгонят из профессии, если она позволит себе оскоромиться, попробовав свои силы на актерском поприще, зато летчицей гейша может быть запросто.

Атмосфера в борделе в Хонмоку была по европейски светская, и там не было ничего от мрачной обстановки и непристойности традиционных увеселительных заведений. Все женщины были красивы и обходительны и танцевали с посетителями. Вдоволь натанцевавшись, каждая пара отправлялась по лестнице наверх.

Только не подумайте, что гейша, танцующая в борделе, – это какая-то пошлая проститутка. Ни в коем случае! Ведь куртизанки позволяют себе наглость сидеть на пышных подушках, а настоящие утонченные гейши никогда до такого не опустятся, гейши же знают, что сидеть полагается прямо и ровно, не услаждая свой зад всякими подложками!

Дальше...

Вообще, после прочтения этой книги, мне только одно непонятно: за что Голдена с «Мемуарами гейши» закидали гнилыми помидорами? Его обвиняли в перевирании всего, что только можно, но вот мемуары реальной гейши, и там все то же самое написано: гейши меняют любовников, как перчатки, бегают за актерами и борцами сумо, стремятся продать свою девственность подороже и попрестижней, но сильно обижаются, если их путают с проститутками. При этом роман Голдена намного лучше написан, нежели данные воспоминания. Начать с того, что произведение Накамуры из рук вон плохо структурировано: все вперемешку, сплетни перемежаются подробным разбором тканей, хронологическая линия то делает скачок на десять лет вперед, то возвращается на несколько лет в прошлое. Сама писательница объясняет такую мешанину тем, что писала не цельную книгу, а разрозненные письма, которые издатель собрал под одной обложкой. Очень жаль, что материал для книги не подвергался литературной обработке: язык сухой, описания скупые, словарный запас небогат, что, конечно, объяснимо, ведь английский для Кихару – не родной, но в результате книга сильно проигрывает не только роману Голдена (это, все же, художественное произведение), но и многим образчикам мемуарной литературы.

Достоверность изложенных фактов также вызывает серьезные сомнения. Вот, например, Кихару заявляет, что

Впечатлила меня и другая особа из Голливуда, красивая, статная американка, которая приехала со своим мужем, итальянским бароном. Несмотря на свои сияющие огромные голубые глаза, она была совершенно слепой. От жалости я едва сдерживала слезы. Это была актриса Перл Уайт, сыгравшая в нескольких фильмах главные роли. Было трогательно видеть, как супруг помогал ей в каждой мелочи.

Во-первых, Перл Уайт никогда не была замужем за итальянским бароном. Видимо, для японской гейши все европейцы на одно лицо и разницы между итальянским бароном и греческим миллионером нет никакой. Во-вторых, Перл Уайт прославилась исполнением на съемочной площадке головокружительнейших для своего времени трюков без участия дублеров. Вряд ли подобное возможно для слепого человека. А вот спину во время выполнения трюка актриса повредила, но, хотя и глушила боль алкоголем и наркотиками, все равно до конца жизни выступала в кабаре и путешествовала с мужем по миру.

Наконец, более эгоцентричного мемуариста мне еще встречать не доводилось. Конечно, мемуары, это всегда точка зрения автора, но в данном случае автор сам себе постоянно противоречит и не делает абсолютно никаких выводов из происходящего. Кихару без конца сплетничает и хвастается: ах, за мной ухаживали такие люди, ах, Жан Кокто посвящал мне стихи, ах, сам Шаляпин пел мне «Бурлаков», все думали, что между нами что-то было, но я бы никогда себе такого не позволила, я же честная гейша! Пока они там пели, я жила с мужчиной, чьи жена и трое детей, по счастью, проживали в другом доме. Он меня так любил, так любил, а эта сволочь его жена не давала развода, поэтому я вышла замуж за первого встречного и уехала с ним в Индию. А потом началась война, я вернулась в Японию, а муж остался в Бирме. Я его верно ждала, сына воспитывала, а он, гад такой, приехал с новой женой и двумя детьми. И никто, никто не захотел меня поддержать! А мне было так больно! Какие черствые люди! А ведь «я всегда придерживалась принципа не влюбляться в мужчин, у которых есть семьи, поскольку живо себе представляла, как неприятно быть любовницей». Так что я бросила этого слизняка и гордо стала жить с другим человеком, у которого была жена и четверо детей, но что это значит для большой любви? Конечно же – ничего! А жена-то, жена, позволяла себе наглость звонить мне посреди ночи, вот ведь сучка крашена!.. и так по кругу. Еще пара мужей, переезд в Америку, великая любовь с молодым человеком 25-ти лет, которому героиня врала, что ей 42, хотя на поверку 62 было… Десять лет вместе прожили, и мужик все был уверен, что Кихару 50, а не 70. В общем: я не то, что вы подумали, а честная давалка, и выгляжу лучше Джессики Альбы. А, да, еще я обладаю широчайшим кругозором и никогда не устаю, меня даже подружки-гейши звали Наполеоном в юбке.

Пойду, что ли, Голдена перечитаю, у него все как-то душевнее получилось.