5

Помни, – в лицах, тобою изображенных, должна быть такая сила чувства, чтобы зрителю казалось, что картина твоя может заставить мертвых смеяться и плакать.
Когда художник изображает что-нибудь страшное, скорбное или смешное, – чувство, испытываемое зрителем, должно побуждать его к таким телодвижениям, чтобы казалось, будто бы он сам принимает участие в изображенных действиях; если же это не достигнуто, – знай, художник, что все твои усилия тщетны.

Ошеломляюще красивая книга!
Это глобальный Труд, очень важный и неоценимый Вклад в культурное наследие, плод поисков и изучения, раскрывания тайн и загадок, путешествий между мирами и Временем длиною в десять лет. Книга бесценна тем, что оставляет не только след от самой себя. Параллельно с ней, я обратилась к Великой Книге Священного Писания - к Библии, чтобы приблизиться к мысли Мережковского, к его ощущениям и выводам, изначально понимая, что мне это не удастся целиком, ну пусть, хотя бы, частично.
Я прочитала биографию Дмитрия Сергеевича, ознакомилась с другими его работами, точнее, с идеей, которую они несут в себе, чтобы составить полноценную картину о творчестве этого неординарного мыслителя и выдающегося философа.
И конечно же, открыла множество окон с информацией о Гении, перед которым я безмолвно и трепетно падаю ниц, боготворю, люблю: это - Леонардо Да Винчи.
Чтобы приступить к чтению данной книги нужно окунуться в Источник, куда стекаются несколько Родников - только так станет возможным утолить жажду. Иначе, процесс чтения превратится в тщетность.

Леонардо Да Винчи являлся для Мережковского, своего рода, идолом, объектом поклонения и глубочайшего интереса. Его непреодолимо влекла змеиная мудрость Гения, которого он считал подобным Богу.
Приступая к созданию произведения о воскресшем Боге, писатель пустился в долгое странствие по следам Да Винчи. Он тщательно изучил не только личность и эпоху художника, но и сумел проникнуться атмосферой, воздухом, энергетикой среды, в которой он жил и творил. И как красиво, как чувственно и с любовью переданы картины той поры! Это широкие уверенные мазки, витиеватые, местами сложные метафоры... но такие цельные в своем великолепии!

Был душный вечер. Изредка налетал вихрь, подымал белую пыль на дороге, шелестел в деревьях, замирал – и становилось еще тише. Только слышалось глухое, точно подземное, ворчание далекого грома. На этом грозно-торжественном гуле выделялись визгливые звуки дребезжащей лютни, пьяных песен таможенных солдат в соседнем кабачке: было воскресенье.
Порою бледная зарница вспыхивала на небе, и тогда на мгновение выступал из мрака ветхий домик на том берегу, с кирпичною трубою, с клубами черного дыма, валившего из плавильной печи алхимика, долговязый, худощавый пономарь с удочкой на мшистой плотине, прямой канал с двумя рядами лиственниц и ветл, уходившими вдаль, плоскодонные лагомаджорские барки с глыбами белого мрамора для собора, шедшие на ободранных клячах, и длинная бечева, ударявшая по воде; потом опять сразу все, как видение, исчезало во тьме. Лишь на том берегу краснел огонек алхимика, отражаясь в темных водах Катараны. От запруды веяло запахом теплой воды, увядших папоротников, дегтя и гнилого дерева.

Возможно ли не прочувствовать дыхание вечера, когда Джованни и Кассандра сидят над каналом, погруженные в беседу?
Это даже не чтение, а путешествие во времени с максимальным эффектом присутствия.
Но главная суть и красота книги - это ее научная и философская составляющая, несущая в себе идею раскрытия тайн великого Да Винчи, который не просто рисовал, а пытался проявить миру синтез Красоты и научной Истины, благословляя их союз на холсте.
Основное внимание Мережковского занимает картина "Иоанн Предтеча", написанная в 1514-16 гг. Учитывая то, что Дмитрий Сергеевич прекрасно разбирался в иконах и их сакральном значении, не удивительно почему он приравнивает Предтечу иконе Иоанна Крестителя. Для меня каркасом данной книги является именно факт сравнения иконографических образов с картинами Леонардо - они дышат покоем и умиротворенностью, в них та же чистота и свет, они прекрасны, как Лики Святых.
Роман выстроен на символике, на знаках, и все они ведут к иконам.
На протяжении всего романа довольно ясно просматривается стремление Мережковского показать связь двух религий: христианства и язычества. Их общий путь показан писателем через философскую идею о единой линии, соединяющей небо и землю, дух и плоть, образ человека и сверхчеловека, в которого он преобразится в будущем, и наконец, мысль самОго Леонардо, который говорит через свои картины. Его картины - это Откровение Сверхчеловека, его признание в том, что он и есть тот самый Предтеча далекого будущего, когда наука достигнет совершенства, и человек сможет летать.

Дальше...

"Иоанн Предтеча". Леонардо Да Винчи

Икона Иоанн Креститель

Описание "Предтечи" в тексте романа:

И, подобно чуду, но действительнее всего, что есть, подобно призраку, но живее самой жизни, выступало из этого светлого мрака лицо и голое тело женоподобного отрока, обольстительно прекрасного, напоминавшего слова Пентея:
"Длинные волосы твои падают по щекам твоим, полные негою; ты прячешься от солнца, как девушка, и сохраняешь в тени белизну лица твоего, дабы пленять Афродиту.
Но, если это был Вакх, то почему же вместо небриды, пятнистой шкуры лани, чресла его облекала одежда верблюжьего волоса? Почему, вместо тирса вакхических оргий, держал он в руке своей крест из тростника пустыни, прообраз Креста на Голгофе, и, склоняя голову, точно прислушиваясь, весь – ожидание, весь – любопытство, указывал одной рукой на Крест, не то с печальной, не то с насмешливой улыбкой, другой – на себя, как будто говорил: "Идет за мной сильнейший меня, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его"" (1; II; 266).

О, Винчи, ты во всем — единый:
Ты победил старинный плен.
Какою мудростью змеиной
Твой страшный лик запечатлен!

Уже, как мы, разнообразный,
Сомненьем дерзким ты велик,
Ты в глубочайшие соблазны
Всего, что двойственно, проник.

И у тебя во мгле иконы
С улыбкой Сфинкса смотрят вдаль
Полуязыческие жены,—
И не безгрешна их печаль.

Пророк, иль демон, иль кудесник,
Загадку вечную храня,
О, Леонардо, ты — предвестник
Еще неведомого дня.

Смотрите вы, больные дети
Больных и сумрачных веков
Во мраке будущих столетий
Он, непонятен и суров,—

Ко всем земным страстям бесстрастный,
Таким останется навек —
Богов презревший, самовластный,
Богоподобный человек.
Д. Мережковский.