3.5

Придется мне собрать по кусочкам свой нехитрый культурный багаж, чтобы рассказать об этом. Да, я хочу поговорить об этом. Вообще, по моим понятиям этот роман (эти рассказы? роман из рассказов?) мог бы написать Жан Кокто. Или Поль Верлен. Или юный Роман Полански, смени он ориентацию. Или даже возможно с некоторой натяжкой, Венера меня простит, Алмат Малатов. Ну... или кто там есть (или был) из наэлектризованных талантливых нетрадиционных и чтоб без эпатажа? Автор вот как раз из таких. Смею утверждать, что писал он не ради эпатажа, а лишь фиксировал реальный (или вымышленный, но реальнее некуда) поток мыслей.

Его нежное, чувственное, автобиографическое повествование на грани фола и задницы одну треть книги с импрессионистским тщанием раскладывает окружающий мир на составляющие:

Море было в двух километрах от деревни. Я видел серебристого цвета перевернутые цинковые бидоны вдоль домов, видел, как женщины собирают фасоль и картошку, видел высокую капусту на 35 стеблях, вид которой был для меня непривычен. Пахло кострами, сидровыми яблоками и хлебным тестом с кухонь. Я погрузил ботинки в песок дюн: безлюдный пляж простирался до бесконечности. <...> Я распахнул окна, выходившие на огород. Слышны были отрывистые крики детей во дворе, мычали коровы, кудахтали куры, картина была полной. Я отодвинул стол от окна, так как солнечные блики меня ослепляли.

Главный герой, кажется, не выдерживает тяжести нескончаемых своих ощущений, чувств и желаний, он мечтает о глубокой анестезии, о беспробудном сне, где всего этого нет, нет, нет, нет, нет. А есть только крепкие эпилированные объятия А. Или Т. Или опять А. И метаниям этим посвящена вторая треть, которая своей сентиментальностью и жаждой любви больше напоминает дневник 17-летней девушки-подростка, чем записи взрослого мужчины-кинокритика. Жаль только...

Ах да, еще рассказ в последней трети про одну известную престарелую кинозвезду, все еще красивую, все еще живую и несносную. В этой истории, как и в прочих, почти барочная избыточность наблюдений, неожиданных взглядов вглубь, ощущений и на контрасте с уродством красивостей. Но форма, к сожалению, заслоняет содержание, через какое-то время становится неважно о чем, настолько красиво как. Жаль только, что красота эта, насколько бы чувственна она ни была, не оставляет в голове и следа спустя уже день.

(Только один момент, с педофилическим оттенком, смутил и след оставил).
Remove from device.