Больше рецензий
16 апреля 2024 г. 23:13
67
4 Антиутопия субъектности
РецензияРоман Евгений Замятина «Мы» считается первой антиутопией в классическом ее понимании. «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли, «1984» Джорджа Оруэлла, «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери и другие антиутопии были написаны позже и в какой-то степени вдохновлены романом советского писателя. При этом «Мы» будучи произведением аккумулировавшим законы жанра не отличается ясным, привычным повествованием с вполне себе линейным пониманием жесткости политических режимов. «Мы» работа тяжелая, многогранная и подлежащая неоднократному прочтению.
Действие романа разворачивается в высокотехнологичном обществе далекого будущего, сложившегося после Двухсотлетней Войны между городом и деревней, итогом которой стало торжество урбана и безжалостного тоталитаризма. Социум представлен единым механизмом людей-винтиков, работающих как одна большая машина, управляемая единогласно избираемым на безальтернативных выборах диктатором Благодетелем. Социальная жизнь до минут регламентируется Часовой Скрижалью. Порядок в Едином Государстве поддерживается «ангелами» из Бюро Хранителей. Института семьи, как и любых личных связей, не существует. Воспроизводством населения занимаются материнские и отцовские нормы, а сексуальная жизнь строго упорядочена. Половые контакты происходят только на основании розовых талонов, выдаваемых специальным Бюро. На каждый номер в традициях теории «стакана воды» можно свободно записаться и провести час за зашторенными окнами. В остальное время сплошь стеклянный город остается абсолютно просматриваемым, прозрачным. Победивший мегаполис-государство не впускает в себя природу, дикость флоры и фауны ограждены Стеной, выход за которую строго запрещен. Пища исключительно нефтяная – синтетическая, в результате насаждения нового рациона выжило менее 1% населения планеты. Личность в государстве полностью стерта, имена и фамилии заменены буквами и цифрами – нумерами.
Главному герою романа математику Д-503 выпала почетнейшая из почетнейших миссий – стать одним из строителей Интеграла – космического корабля, создаваемого с просветительской миссией населить абсолютное математическое счастье во всей Вселенной. Текст романа представляет собой дневниковые записи Д-503, которые наряду с другими цензурированными предметами литературы и искусства подлежат помещению в Интеграл для насаждения идеологии Единого Государства во всех космических цивилизациях.
По мере развития сюжета Д-503 встречает революционерку I-330, к которой начинает испытывать несвойственные нумерам романтические чувства, что приводит его к участию в повстанческом формировании, движимом одной болезнью – душой или индивидуальностью.
Роман можно воспринимать через два основных смысловых пласта: социально-политического и чувственно-психологического.
О работе отца-основателя жанра как романа, предупреждавшего об опасности советского тоталитаризма, написано достаточно. Хотя некоторые и утверждают, что в романе нет аллюзий на советский режим, ведь «Мы» был написан еще накануне НЭПа, соответственно смотреть на него нужно исключительно исходя из контекста времени написания, не опережая будущее сталинского государства.
От книги нельзя ждать только антиутопии, она – одновременно приключенческий, любовный, психологический, философский роман. Для меня работа в первую очередь стала философским романом, исследующим концепцию человека как психосоциальной единицы.
От книги нельзя ждать только антиутопии, она – одновременно приключенческий, любовный, психологический, философский роман. Для меня работа в первую очередь стала философским романом, исследующим концепцию человека как психосоциальной единицы.
Связано ли мое восприятие романа с наличием достаточного багажа антиутопий, прочитанных до «Мы», или с самой разноплановостью книги, а может со всем в совокупности - сложно сказать, но мне показалось, что политические оковы в тексте выступают скорее подсвечивающим сеттингом, нежели движущей силой сюжета. Локомотив повествования – человек, по своей воле ставший нумером. Антиутопичный антураж – наиболее яркий способ продемонстрировать стремление человека самовольно создать себе цепи и убить фантазию.
В определенной степени воспринимать книгу исключительно как роман о тоталитаризме не позволяет особый язык повествования.
Слог в работе зубодробительный, привыкнуть к нему не получается до самого конца. Он настолько своеобразен, что, пожалуй, подлежит сопровождению дисклеймером. Написание романа пришлось на расцвет футуризма, текст впитал экспрессивный, образный, прикладной и концентрированный язык будущего. Художественных описаний и отступлений, витиеватых и глубоких размышлений в романе нет. События описаны героем четко, отрезано, грамм к грамму, цифра к цифре. Таким образом, сам текст создает еще один машинный пласт повествования, дополнительно погружая в мировоззрение Д-503.
Некоторые выражения в романе просто удивительны своей глубиной при минимальном использовании языковых единиц. Вместо того чтобы описать вымученную, болезненную улыбку Замятин скажет «улыбка как трещина», вместо состояния наполненности счастьем – он напишет «вровень с краями», беглый оценивающий взгляд превратится в выражение «глазами подкинул на рога». Литературный критик Ирина Роднянская говорила, что книга стала знаменита вопреки своему слогу. С этим не поспоришь, я готова была бросить прочтение на половине, поэтому приступая к тексту нужно быть готовым к особому стилю, иначе споткнетесь и не встанете.
«Мы» Замятина еще и роман о романе, где главный герой создает свое художественное произведение, выступая в роли творца.
И тут нельзя однозначно сказать, что возрождает в герое душу. Любовь или стремление писать – творить?
В одном из своих смысловых направлений роман о том, как техническая, строго подчиненная регламентам жизнь убивает человеческое. Литература же, как и все искусство, по своей природе хаотична, а значит остается уделом безумцев.
Представление об антиутопичном мире, который управляется жестокой человеческой единицей, хоть патриархом, хоть благодетелем – это скорее атавизм, вместе с тем находящий редкие, но от этого не менее жуткие прецеденты в реальном мире. Самая ужасающая, на мой взгляд, антиутопия – попасть в такую социальную среду, где самоцензурируешься и становишься Хранителем самому себе. Страшен не благодетель, страшна вера в него. Да и потом оказывается, что жарко верить можно и не персонифицировано, достаточно убедиться в праведности абстрактной догмы, чтобы оглянувшись на большинство, которое уже исповедует, подчинить ей всю жизнь.
Мы – это норма, а втиснуть в рамки нормы можно что угодно, главное экологично преподнести.
Часовая Скрижаль вполне себе походит на «эстетику продуктивного дня», включающую скрупулезный тайм-менеджмент, в котором даже на случайность выделено немного времени. Розовые талончики для выработки дофамина выдают мэтчи в Tinder и Pure. Материнскими и отцовскими нормами могут стать только состоятельные, прошедшие многоуровневую психотерапию взрослые партнеры с собственной недвижимостью у каждого. Искусственный интеллект берет на себя миссию воспроизводства искусства, ведь быть творцом слишком непредсказуемо, чрезвычайно высока возможность ошибки, бесперспективности, нерентабельности и забвения.
Мы – это сила большинства, ведь обнаружить в себе индивидуальность, значит столкнуться с ужасом многовариантности.
Я совсем не хочу сказать, что мы живем в антиутопии (говорю без политического контекста) скорее хочу выразить идею, что одобряемая унификация – это убийство субъектности. Когда норма концентрируется и не оставляет никакого одобряемого или хотя бы безразлично воспринимаемого выбора, она обречена на провал.
Бунтарка I-330 в романе говорит о том, что революции бесконечны, никогда не наступит та последняя, после которой воцарится универсальное вечное счастье.
Параллельно с прочтением Замятина я читала другую своего рода антиутопию – роман «Смерти.net» Татьяны Замировской.
Имея в виду психотерапию главная героиня романа Замировской утверждает следующее:
Терапия помещает сознание в бункер из границ.
Человеку не нужно счастье, ему нужен комфорт, и он в своем стремлении закомфортиться часто обменивает хаотичную непредсказуемую свободу и следующую за ней ответственность на стабильность. И так субъект помещает себя в бункер личных или каких угодно границ с собственными гэбистами.
Роман «Мы» стал напоминанием о неизбежности и нужности хаоса как человеческой природы, которая и делает человека человеком.
«Мы» это еще и слабое меньшинство. Два мятежника, пара несогласных – уже мы, нужно только найти силы присвоить себе новую норму.
