5

Барбара Пим, пусть и в 1953 году, подходит к матримониальным вопросам с улыбчиво-ядовитой точностью Джейн Остен, а мы все, конечно, помним, что на литературное творчество Джейн Остен уже посмертно нашили розовые кружева чиклита, где вместе со свадьбой у героини кончается любой личностный рост, кроме гормонального. Нет, если не забывать о том, что у мисс Остен на каждую приятную свадьбу находилась и своя миссис Клэй, и играющая в резиночки нервами мужа Мэри Масгроув, и этически неопрятный брак мистера и миссис Беннет, то можно сразу и понять, как себе представляет свадьбу Барбара Пим.
Для нее это не конец света.

Пруденс Бейтс работает машинисткой, умело красит губы, хорошо выглядит, с шиком одевается и даже умеет безнадежно влюбляться, но ей все равно двадцать девять и она не замужем. Ее подруга Джейн Кливленд - за сорок и замужем, но когда-то и она преподавала в Оксфорде и даже написала книгу о поэзии Джона Донна. Джейн и Пруденс - лучшие подруги и обе они хотят только одного: выдать Пруденс замуж. Почему? Потому что так устроен мир и призрак 29 незамужних лет тихонько реет себе в воздухе, готовый в любую секунду обернуться злобным тридцатилетним Пивзом.
Впрочем, не стоит думать, что это роман о том, куда пойти замуж престарелым девушкам - я не зря начала с Джейн Остен - это роман в первую очередь о том, чем так славны и прекрасны ее романы, - о тоненьком как огурчик на сендвиче срезе английского общества под иронической лупой. Всю дорогу, пока Джейн Кливленд, восхитительный вудхаузовский персонаж, который изрекает уморительно смешные вещи просто потому, что пересадка специалиста по Джону Донну в семейно-церковную почву дает иногда неожиданные всходы тончайшего jack-in-the-box юмора, так вот всю дорогу, пока Джейн Кливленд с неуверенной материнской заботой пристраивает Пруденс замуж, читатель наблюдает за жизнью относительно замужних и отчаянно холостых персонажей маленького сельского прихода под Лондоном. Здесь есть кротчайший преподобный Кливленд, который с радостью принял бы свою жену за шляпу и гордо ходил бы с ней на голове, просто потому что он любит ее ровно так же, как и двадцать лет тому назад, когда глаза у него были голубее, а штрипки на штанинах - задорнее. Здесь есть завидный вдовый холостяк Фабиан, красавец и в некотором роде ловелас, который, по мнению Джейн, ухаживает за женщинами просто потому, что не знает, о чем с ними разговаривать. Здесь есть Флора, приятно земная дочь Кливлендов, которая встречается с географом и при этом все равно находит его забавным. И здесь есть залежавшаяся в девушках мисс Джесси, которая за отсутствием у нее собственной Джейн, должна сама прокладывать себе дорогу под венец.

"- Невесте за тридцать не стоит надевать белое платье, - сказала подошедшая к ним Джесси.
- Имеет полное право - отозвалась Джейн.
- Женщина за тридцать может с вами не согласиться, - быстро сказала Джесси. - Стыдно, знаете ли, выпячивать свою неопытность".

Мир маленького английского прихода, который только что покинул преподобный Бултби, волновавшийся об Африке больше, чем о своих прихожанах, находится под угрозой и преподобному Кливленду, а вместе с ним - о ужас! и Джейн - приходится принять на себя тысячи важнейших приходских дел. Что делать с одеждой Констанс, которая так удачно оставила Фабиана вдовцом? И дозволительно ли оставить себе голубое платье, которое Констанс всего-то раз надела? Дозволительно ли оставить себе мужа Констанс, которым она пользовалась всего-то год или два? Дозволительно ли ставить на обложку приходского журнала часть церковных ворот? И во сколько честным девушкам, зарабатывающим своим трудом, нужно пить на работе чай и кто его будет готовить?
Сквозь эту пыльно-золотую атмосферу практически Сент-Мэри-Мида и такие славные, такие замечательные заботки (как испортить сиреневое платье этой лондонской штучки, которая хочет женить на себе незанятое холостое тело?) неожиданно остро проглядывает вдруг послевоенная Англия с ускользающим викторианским бытом: фуагра в Хэрродсе, которую не может себе позволить жена викария, трудности поиска поденщицы, бирюзовые кружевные халаты на девушках, красная помада, очередь к столику в ресторане и восхитительное чувство свободы в маленькой квартирке, где, впрочем, по мнению все той же Джейн, чаще всего находят трупы одиноких людей. Это роман, в котором нет серьезных людей и важных вопросов, которые отчеркиваются очередной морщиной во лбу автора, нет это легкая и прелестная, румяная даже вещица о вещах, которые окружают нас чаще, чем проблемы морально-этического характера после убийства топором старушки: платье лондонской овце отлично испортит чашечка чаю, на скучном собрании подавайте пироги и выпивку, когда ничего не клеится, поезжайте отдыхать на Майорку в компании симпатичного молодого человека и никогда не отказывайтесь от кино и танцев.

Оригинал записи в LJ