4.5

Часть 1  С одной стороны

Сатира и юмор. Амбер и Кроличья нора.

Этот толстый роман хвалят за тонкий юмор. Присоединяясь к хору, приведу два примера:

"... дом мистера Лассельса на Бретон-стрит считался одним из лучших в Лондоне. Он изумлял тем совершенством, какого может достичь лишь очень богатый и незанятый человек, посвятивший большую часть времени собиранию картин и скульптур, а большую часть душевных сил — выбору мебели и обоев. Лассельс обладал безупречным вкусом ...".

"Он пробормотал что-то о честном выражении лица мистера Норрелла.

Йоркских волшебников такой ответ явно не удовлетворил (а если бы они имели честь самолично лицезреть мистера Норрелла, этот довод убедил бы их ещё меньше)."

Как выясняется по ходу повествования, Герберт Норрелл действительно довольно глупый и к тому же чрезвычайно вредный мистер. В конце, избавившись от влияния плохого человека, мистер Норрелл раскаивается и исправляется.

Тема юмора Кларк достойна отдельного исследования (при хорошем знании английского языка). Мне же в этом далеко из ряда вон выходящем романе показался в большей степени заслуживающим внимания его сатирический уклон. Начну с маленького вступления, к сатире отношения не имеющего.

Самым приятным для меня сюрпризом в этом далеко из ряда вон выходящем романе было ясное, хотя и малозаметное указание на местонахождение описываемой автором части большого альтернативного мира. Это одно из отражений Амбера во времена правления короля Оберона. Джон Аскгласс называет себя сюзереном этого могущественнейшего повелителя светлой части веера миров.* В главе 34 джентльмен с волосами, как пух на отцветшем чертополохе (очень неприятный тип, как постепенно выясняется, настоящий злой волшебник, просто изверг) приводит Стивена в некий город на краю пустыни. Попасть в это место пешком можно только тем способом передвижения, которым пользуются герои Хроник Амбера. Собственно говоря, хотя Амбер и невообразимо далёк от мест, где происходит действие романа, этот лёгкий но многозначительный поклон Сюзанны Кларк в сторону Роджера Желязны пришёлся мне очень по душе. С Амбером роман Кларк связан ещё одной незаметной ниточкой, о которой скажу позже.

В остальном действие романа никак с Амбером не связано. Главное здесь — это постоянные насмешки автора над всем английским обществом начала 19-го века (от оборванца, старающегося казаться чародеем, до министров и членов королевской семьи и, страшно сказать, самого короля Георга), которые рикошетом замечательно метко попадают в кое-какие современные, с позволения сказать, лица, в виде пощёчин.

Издевательства над английской армией мне понравились больше всего. Эти эпизоды до такой степени напоминают правдивые рассказы барона Мюнхгаузена, что начинаешь представлять, как Сюзанна Кларк пишет свой роман, а перед ней на столе лежит небольшой томик Распе, куда она частенько заглядывает. Короткий отрывок приведу полностью:

"Проведя рекогносцировку, полковник Виккери выяснил, что в лесу полным-полно французских солдат, готовых обстрелять британскую армию. Офицеры обсуждали, что делать, когда появился лорд Веллингтон. "Полагаю, мы могли бы обойти лес, — сказал Веллингтон, — но это долго, а я спешу. Где волшебник?"

Кто-то ушёл и привёл Стренджа.

"Мистер Стрендж, — сказал лорд Веллингтон, — думаю, вам не составит труда переместить несколько деревьев. Пожалуйста, уберите лес!"

Стрендж сделал, как было приказано, и перенёс лес на другую сторону долины. Французы остались на голых камнях без всякого прикрытия и быстро сдались."

Стрендж быстро и точно выполнял и другие аналогичные поручения Веллингтона — менял русла рек так, чтобы англичане оказались в лучшей позиции, чем французы; строил за одну ночь дороги "римского образца, с хорошими канавами на обочинах для стока воды и плотно подогнанными плитами на поверхности" (дороги и многочисленные наколдованные мосты исчезали через час после того, как по ним проходил последний солдат английской армии); перенёс однажды на несколько миль целый город (Памплону), т. к. Веллингтону не хотелось исправлять ошибку на карте (эти два стратега привели местность в соответствие с картой).

Всё это сплошная сатира и немного юмора. Веллингтон побеждал французов отчасти, конечно, потому, что в Испании не было Наполеона (Сульт, Сюше, Мармон, Жюно, Дюпон и, в особенности, Массена допускали грубейшие промахи), но, главным образом, по причине поддержки англичан испанскими партизанами; не нужна была испанцам французская культура, они предпочитали жить в дикости, но оставаться свободными** (и чтобы на их троне не сидел бездарный брат Императора). Примерно такая же мистерия происходит и в 1815 году при Катр-Бра и Ватерлоо, где магическая активность Стренджа становится ещё более масштабной, чем в Испании. Зачем автор делает из Веллингтона идиота (хватило бы и его просто фантастической недальновидности в первом разговоре с волшебником), не очень-то понятно, ведь даже французские офицеры в своих воспоминаниях о пиренейских сражениях пишут о его действиях с уважением.

Вот многозначительное свидетельство маршала Сюше из последней главы его мемуаров (речь идёт о военных действиях 1814 года):

"... ход событий ускорился. 8 сентября пала крепость Сан-Себастьян и подходила к концу оборона Памплоны. 7 октября армия под командованием лорда Веллингтона форсировала Бидассоа, овладела позицией при Круа-де-Букет и у форта Байонет, перенеся во Францию театр военных действий, естественной границей которого до сих пор являлись Пиренеи.

Это полностью изменило ситуацию, и наступление французских армий в Испании сделалось совершенно невозможным."

Не менее важно, как мне кажется, свидетельство самого Наполеона. Приведу маленький отрывок из книги Эндрю Робертса "Наполеон: биография":

"На страницах Le Moniteur Наполеон мог называть Веллингтона "сипайским генералом", но в частных беседах он восхищался решительным применением англичанином тактики выжженной земли при отступлении к линиям Торриш-Ведраш. Наполеон сказал Шапталю: "В Европе лишь Веллингтон и я способны на такое. Но разница между нами в том, что Франция ... меня осудит, а Англия [его] одобрит." Это было правдой: Веллингтона, как правило, не критиковали за применение в Португалии тактики выжженной земли, а Наполеона, примерно так же действовавшего в Палестине и Пруссии, а впоследствии в России, сурово осуждали."

(Жан-Антуан Шапталь — учёный и государственный деятель, написавший воспоминания о Наполеоне)

Когда Стрендж проникает в сны пленных неаполитанцев, на помощь автору приходит Льюис Керролл. "Одному солдату снилось, что его преследует Жареный Бараний Окорок***. Загнанный на дерево, бедолага плакал от голода, а Бараний Окорок кругами носился внизу, угрожающе тыча в сторону несчастного выпирающей костью."

"Другой во сне шёл по лесу и неожиданно встретил покойную мать. Она рассказала, что только что заглянула в кроличью нору и увидела там Наполеона Бонапарта, короля Англии, папу римского и русского царя. Солдат спустился в нору и увидел Наполеона Бонапарта, короля Англии, папу римского и русского царя, которые оказались одним толстяком-великаном с ржавыми железными зубами и глазами как тележные колёса. "Ха! — ухмыльнулось чудище.- Ты что думал, мы разные люди?" Потом великан сунул руку в кипящий котёл, вынул оттуда младенца (в котором спящий узнал своего малютку-сына) и проглотил."****

Для Стренджа эти сны оказались малосодержательными, но для читателя это опять приятная встреча со старыми знакомыми из разных сказок. Второй сон имеет абсолютно ясное истолкование практически в любом историческом периоде. Разве только применительно к настоящему времени мне этот сон кажется верным отражением жизни не полностью, а где-то примерно процентов на семьдесят шесть.

Английский джентльмен в изображении Сюзанны Кларк выглядит так:

"Есть особая порода джентльменов, которая встречается исключительно в Лондоне. Их главное занятие — одеваться дорого и по моде; жизнь они проводят в праздности, азартных играх и пьянстве, по несколько месяцев кряду живут в Брайтоне и на других модных водах. Порода эта достигла своего совершенства в Кристофере Дролайте. Даже лучшие друзья признают, что он не обладает ни одним хорошим качеством."

"... тишину он заполнял собственной болтовнёй, а к недружелюбным взглядам привык и давно не обращал на них внимания."

Мадам Кларк права во всём, кроме одного — таких типов полно было в любой европейской столице, а в Петербурге и в Париже уж никак не меньше, чем в Лондоне. Было и есть сейчас.

Теперь несколько слов о королях и императорах.

Вот крайне неприглядное описание английского короля.

"Безумие короля усугублялось слепотой. Радужка была затянута мутно-голубой плёнкой, белки глаз напоминали цветом скисшее молоко. Тронутые сединой волосы грязными прядями свисали вдоль дряблых, в сетке лопнувших сосудов, щёк. С безвольных губ стекала слюна. Белая борода была почти такая же длинная и неухоженная, как и волосы. Король ничуть не походил на те портреты, которые доводилось видеть Стренджу, ведь их писали в то время, когда его величество пребывал в здравом рассудке. В своём нынешнем облике, со спутанной бородой, с растрёпанными волосами, в длинном пурпурном халате король походил на трагического старика из шекспировской драмы, точнее, сразу на двух трагических стариков: безумный и слепой, он был Лиром и Глостером в одном лице."

Если в этом портрете первого лица великой страны не содержится намёка на нынешний уровень её "величия", то я ничего не понимаю в литературе. Разве нынешняя Британия не напоминает целый дом, населённый толпой трагических и трагикомических стариков, называемый домом престарелых? А вокруг этого дома ещё бегает и кривляется толпа джентльменов типа Дролайта. Печальная карикатура на бывшую великую империю.

Вернусь к Амберу. У Георга III было 15 детей. Причём, девять сыновей, девять английских принцев. У короля Оберона столько же, если считать законных (но так и надо считать, что же это за король, если у него нет незаконных отпрысков) и не считать двух, которые умерли задолго до событий романа. Девять принцев и четыре принцессы — Фиона, Флора, Льювилла и Дейрдре. Не имел ли в виду семью Георга Желязны? Сомневаюсь в этом, но совпадение очень показательное. Стоит только сравнить могучих и симпатичных принцев Амбера с деградирующими английскими принцами, по поводу которых в романе Кларк мельком проскальзывает сожаление о том, что последние пока не повешены (подразумевается, что стоило бы). Желязны может быть и не думал о сходстве и различиях семейств Оберона и Георга, но Кларк определённо имела всё это в виду, поскольку, повторяю, Английское королевство в её романе это одно из отражений Амбера.

В снах, посылаемых Стренджем Александру I семь ночей подряд, Наполеон "превращается в волчицу и съедает сначала кота русского императора, потом его собаку, затем коня и, наконец, его прелестную любовницу-турчанку. Потом волчица принимается за друзей и родственников императора ..." Здесь автор, посмеиваясь над русским императором, не только отдаёт должное британской разведке, знающей о нём всё (от былого могущества у лордов только разведка и осталась), но и тонко оскорбляет французского императора (а, следовательно, и Францию) представляя его в образе волчицы, а не волка, и намекая таким образом на нелегитимность его правления и на то, что думал по этому поводу Александр.*****

И, наконец, нечто удивительное, написанное Сюзанной Кларк об английском правительстве начала 19 века. Только ли об английском? 19 века? Посмотрим:

"Не то чтобы министры страдали тупостью, — напротив, среди них встречались блистательные умы. Не были они поголовно мерзавцами — среди них попадались безупречные семьянины, любящие детей, музыку, собак и живопись. И всё же кабинет был настолько непопулярен, что, если бы не речи министра иностранных дел, вряд ли удалось бы провести хоть один вопрос через палату общин. Министр иностранных дел был несравненным оратором. Как бы низко ни стояло правительство в общественном мнении, стоило министру иностранных дел заговорить — ах! насколько в ином свете всё представало! Как быстро всё дурное оказывалось виною прежнего кабинета (ужасных людей, совмещавших общую тупость с коварством умыслов). Что касается нынешнего кабинета, со времён Античности мир не видел мужей столь добродетельных и столь оклеветанных врагами. Все они мудры, как Соломон, благородны, как Цезарь, бесстрашны, как Марк Антоний; никто более министра финансов не напоминает Сократа своей честностью. Увы, несмотря на все эти добродетели и дарования, министрам никак не удавалось добиться успеха в борьбе с Францией, и даже самый ум их вызывал нарекания."

Ну, что же — убедительно, остроумно, современно (см. выше о пощёчинах рикошетом). Читая этот роман, я постепенно пришёл к выводу, что Сюзанна Кларк это британский Салтыков-Щедрин. Но, чтобы в этом романе понимать всё, надо быть англичанином, да ещё хорошо образованным. Мне осталось неясным, почему сэр Уолтер Поул получил бутылкой мадеры по голове именно от Ричарда Бринсли Шеридана, комментарий мне кажется неполным, да и было ли такое в жизни Шеридана? Если не было, зачем это выдумано? Не могу объяснить, зачем в романе описывается набросок, сделанный Гойей (Стрендж в окружении мёртвых неаполитанцев), и отсутствующий среди его работ. В смысле, ничего похожего мне найти не удалось. Комментария к этому в книге нет. Возможно, эти детали (Шеридан, Гойя) нужны для более прочного вплетения фантастики в реальность. Но для чего автору было нужно, чтобы Мария Авессалом (дочь то ли волшебника, то ли прохиндея Грегори Авессалома из 16-го века) дожила до 145-и лет?

Повторяю — тут надо родиться в Англии и быть "представителем холодной, бездушной расы" (мысль Стивена, стр. 791). Тогда слова джентльмена с волосами как пух, обращённые к Стивену будут звучать для читателя совсем иначе: "Британские законы! Тьфу! Что за ерунда? Я думал, ты уже понял, что британские законы придуманы для жалких людишек!"

*) В Англии некоторую часть бескрайних владений этого короля принято называть Страной Фей, в России к миру Амбера можно применить определение "веер миров", введённое в оборот Василием Головачёвым.

**) Вот как Кларк описывает испанских партизан. Саорниль — личность реальная.

"Саорниль и его люди и впрямь были самыми отъявленными головорезами, каких только можно себе представить: вонючие, небритые, с саблями и кинжалами за поясом, с ружьями за спиной. Их одежду и конские попоны украшали жуткие образы: черепа с перекрещенными костями, пронзенные кинжалами сердца, вороны, выклёвывающие глаза, виселицы, распятия на повозках и прочие приятности."

Очень похожие люди и в настоящее время ходят в союзниках у британцев. А были ещё басмачи. Традиция?

***) В переводе Демуровой это Бараний Бок, в переводе Орла — Баранья Нога. У Сюзанны Кларк четверо переводчиков и все (или большинство) предпочитают видеть на столе баранину в более конкретном исполнении — в виде жареного окорока.

****) Зачем автору понадобилось два раза перечислять всех четверых? Чтобы читатель вник в этот образ как можно глубже? Или чтобы подчеркнуть его историческое общемировое значение? Но куда уж глубже тут вникать, и стоило ли так примитивно подчёркивать значение того, что абсолютно ясно с первого раза.

*****) См. историю королевы Изабеллы, жены Эдуарда II, и роман Мориса Дрюона "Французская волчица".

 Часть 2 С другой стороны

 Сила и слабость английской магии

"Магия эльфов известна своей прискорбной неточностью." (Норрелл)

"Английские волшебники очень глупы." (Джентльмен с волосами как пух)

Джентльмен с волосами как пух и т. д. рассказывает Стивену о базовых основах магии обитателей Страны Фей:

"Английские волшебники такие смешные! Всё делают шиворот-навыворот. Наблюдать, как он творит магию, — всё равно что смотреть на человека, который пытается пообедать в надетом задом наперёд сюртуке, с завязанными глазами и ведром на голове. Ты когда-нибудь видел, чтобы я творил такие глупости? Пускал себе кровь или царапал что-то на клочках бумаги? Если мне необходимо что-нибудь предпринять, я разговариваю с воздухом, или с камнями, или с солнечным светом, или с морем, или с чем-то иным. Я вежливо излагаю свою просьбу. Поскольку союз с этими силами заключён тысячелетия назад, они охотно исполняют всё необходимое."

И ведь про смешных волшебников это правда. Что делает Стрендж для перемещения настоящего предмета (книги) в зазеркалье?

"Несколько мгновений он смотрел на книгу — ничего не происходило. После чего Стрендж сделал странный жест: провёл рукой по волосам, крепко сжал затылок и судорожно дёрнул плечами. Затем улыбнулся, явно довольный собой." На вопрос мистера Норрелла, как ему это удалось, Стрендж ответа не даёт, — он сам этого не знает. Не знает он и как вернуть книгу обратно, поскольку вообще "плохо понимает, что делает". Кстати, как читать книгу, перенесённую в зазеркалье, — понадобится ли при этом зеркало? Ответов на подобные далеко не праздные вопросы в романе найти нельзя, их там нет. Магия Стренджа это такая подсознательная магия, которой быть не может в этом абсолютно сознательном творческом процессе. И насколько же это жалкое подобие магии далеко отстоит от способностей настоящих магов, примером которых для меня является всем известный раб Лампы, джинн из сказки про Аладдина (или, на худой конец, старик Хоттабыч, который не мог обойтись без помощи собственной бороды)! Или от магии неких деятелей из настоящего Ада в драме Пушкина "Каменный гость". О божественной магии таких мастеров, как Зевс, умевший превращаться в кого угодно (тут можно привести много примеров, ну, хотя бы Локи из романа Хайнлайна "Иов, или осмеяние справедливости") нечего и говорить.* Но боги (олицетворения магии) это отдельная тема, к магии, как науке, отношения не имеющая. Мистер Норрелл, правда, сумел заставить каменные изваяния разговаривать, но как он это сделал? В романе об этом нет ни слова. Это очевидное упущение автора. Вероятно, тоже не менее примитивным с точки зрения фэйри способом. Техника, которой Стрендж снимает с мели военный корабль выглядит довольно остроумной, но если подумать, то быстро начинаешь понимать, что это очень похоже на поездку из Лондона в Париж через Стамбул.

Мастерство Стренджа быстро растёт. Довольно скоро он в совершенстве осваивает магию зазеркалья, выходит через зеркало на "дороги короля", правильно выбирает путь к другому зеркалу, висящему в комнате нужного ему дома. По дороге он видит издалека какого-то путника, идущего по другой дороге далеко внизу, но у него нет времени на разговор с ним (его ещё надо было догнать). Стрендж рассказывает друзьям, как выглядят пейзажи зазеркалья. Это нечто, сильно напоминающее удивительные гравюры Пиранези из серии "Тюрьмы и власть". И не Пиранези ли этот неведомый путешественник**, проходящий этими дорогами за каких-нибудь семьдесят лет до Стренджа, — время в этих местах делает весьма причудливые зигзаги и об этом в романе прямо говорится.

Читая роман Кларк, очень полезно иногда просматривать шедевры Джованни Баттисты Пиранези. Это гораздо полезнее и приятнее, чем разглядывать странноватые наброски Порции Розенберг. В гравюрах Пиранези дух магического реализма присутствует в полной мере, а именно к этому литературному жанру относится роман Сюзанны Кларк.

Вернусь к магии фэйри. Джентльмен с волосами и т. д. тратит массу сил на выдворение Стренджа из своего дома (дело пустяковое для слуги Аладдина), и всё равно ошибается. Забрасывает его не в древнее римское поселение (он думает, что сделал именно это), где Стрендж оказался бы не только в ночи, но и в одиночестве (наказание намного более сильное, чем ночной мрак), а обратно в ту Венецию, где Стрендж снова дома, и к нему можно зайти в гости, что и делает мистер Грейстил со своим слугой.

Стрендж совершенно не выносит поражений. Сидя в тёмной башне, он продолжает упорно работать и приходит к удивительным результатам, достигнув уровня мастерства своего противника. Настоящий подвижник науки, Стрендж способен ради пользы дела взять в рот дохлую мышь и рискнуть самым ценным в себе — своим трезвым умом. В итоге он не только спасает жену из плена***, но и возвращает в Англию ту магическую атмосферу, в которой чуть ли не каждый человек может творить заклинания, стоит только прислушаться к подсказкам самой природы. В третьей части роман Кларк перестаёт казаться политическим памфлетом, на первый план выходит борьба добра со злом, борьба, в которой действуют только волшебники и только своим специфическим оружием. Остаётся только впечатление, что Англия, как государство, без магии не стоит и ЛОМАНОГО ПЕННИ. Да ещё и крайне неожиданный намёк на то, что вся деятельность английских волшебников это не что иное, как чёрная магия. А это путь к пропасти. Что это за намёк, которого, я почти уверен (всё написанное о романе не прочитал, этого слишком много, но прочитанное позволяет прийти к некоторым выводам), ни один читатель из написавших о романе не заметил? Так и быть, расскажу.

"Письма Байрона лежали на столе. Когда Скроуп Дэвис потянулся за щёткой для волос, то заметил, что письма трепещут, словно сухие листья на ветру. Никакого ветра в комнате не было, поскольку окон не открывали. Дэвис поначалу растерялся. Взяв листки в руки, он заметил, что написанное тоже ведёт себя довольно странно. Росчерки срывались с петель, а строчки раскачивались, как бельевые верёвки в ураган. Скроуп Дэвис догадался, что письма, скорее всего, заколдованы. Будучи профессиональным игроком, мистер Дэвис обладал сообразительностью и хладнокровием, свойственным этому разряду людей, а потому быстро вложил письма в Библию, между страницами Евангелия от Марка. Впоследствии, рассказывая друзьям о происшедшем, он подчёркивал, что ничего не смыслит в магии, однако счёл Священное Писание лучшей защитой от чар. Он оказался совершенно прав; письма остались в его распоряжении и даже сохранили первоначальный вид."

Таким же, примерно, образом Норрелл уничтожил весь тираж книги Стренджа. Христианские символы веры защищают от нечистой силы. Вывод очевиден — вся магическая деятельность Норрелла и Стренджа основана на чёрном фундаменте. А раз так, то Англия и с магией стоит не больше. Так что всё-таки памфлет!

Джентльмен с волосами и т. д. из той же "когорты славных" (как и Джон Аскгласс, к сожалению). Пришедший ему на смену новый (чёрный) король положит конец противостоянию Страны Фей, которой руководил прирождённый убийца, и возрождённой Англии. Не в этом ли заключается надежда автора на светлое будущее? Стивен не любит англичан, но он добрый человек. Это главное.

*) В разных зверей мог превращаться и великан из сказки "Кот в Сапогах", но кот его всё таки съел. С Зевсом или Локи такой номер у кота не прошёл бы.

**) Предположение интересное, но куда более вероятно, что та далёкая фигура была Джоном Аскглассом. Он ведь всегда любил далёкие прогулки.

***) Подготавливая побег Арабеллы, Стрендж доставляет в дом Грейстилов зеркало. Двое незнакомых мужчин, появляющихся в этом доме в бурю, это рабочие, принёсшие тяжёлое зеркало и повесившие его на стену.

Из состоявшегося через некоторое время разговора Стренджа и Арабеллы следует однозначно, что Стрендж ушёл от жены навсегда. Теперь он не мыслит своей жизни вне магии, без удивительных возможностей, которые даёт магу Тёмная Башня. Его интерес к жене и раньше напоминал поведение импотента, теперь же магия завладела им без остатка. Он уже не совсем человек, — он подобен людену Стругацких, т. е. новой разновидности человека, для которого Земля с её проблемами не представляет никакого интереса.

Сюзанна Кларк, кажется, и сама не заметила этой фундаментальной перемены, — в романе нет и намёка на неё. Она вообще говорит о "мелочах" тем меньше, чем ближе финал романа. Так, она не объясняет, почему спаниель в хорошо натопленном кафе был мокрый и почему Фрэнк столкнул Дролайта в канал. Поступок невозможный для слуги, если он не сошёл с ума. Мне кажется, я знаю ответы, но лучше бы намекнула. Её роман и так вызывает напряжённую работу мысли, а тут ещё и такие мелкие загадёнки. Думаю, это следствие того, что за десять лет работы над романом, он ей порядком надоел. Пора было переходить к осуществлению следующих замыслов.