5

Однако я упорно не понимаю людей, читающих в метро Достоевского. Чтение Достоевского вообще-то процесс интимный. Нехорошо его выносить на люди.
Ну, как оно бывает. Слезы текут, губы дергаются, охи, ахи, эпилепсия…
А тут еду по кольцевой – вижу, читают «Бесов» С серьезным таки видом. Заметочки на полях, все дела. Надо думать, FM сделался настолько актуален, что до дома уже не дотерпеть.

Вообще, почему-то считается, что «Бесы» - это прозрение об ужасах революции. Битая сотня рецензий и критических статей – сплошь охи-вздохи. Ох уж это революция. Ах уж эти коммунисты/социалисты/анархисты. Страх-то какой, куда ни глянь…
Я вот все хочу спросить, куда глядеть-то. Нынешний век на революции (настоящие революции) не богат. Нынешний век, замечу, вообще-то эпоха победивших консерваторов – «новые правые» крепко сидят еще с 70-х годов.
Глупо превращать один из умнейших романов за все историю человечества в агитку к охранительным плачам на водах вавилонских.
Конечно, Им (ZОGу, Мировому Капиталу, оккупационному гей-правительству, Гидре и проч.) весьма полезно, чтобы мы считали именно так.
Но не любопытнее ли повнимательнее всмотреться «through the looking glass»?

По-моему глубокому убеждению, «Бесы» - одна из лучших вещей FM. Стало быть, шедевр в квадрате. Как и водиться для шедевров такого уровня, роман обо всем – но только не о революции. (И тем паче не о большевиках).
Знаете, о чем «Бесы» на самом деле? Они о нашем с вами времени. О таких, про которые говорят: «бывали хуже времена, но не было подлей».
В подобные времена всем живется паршиво. Всем одиноко, тесно и тошно. Даже мерзавцам – а такой мир, согласитесь, еще надо суметь построить.
В критике (отечественной) роман строго загнан в шаблон. Давно расписано, что Ставрогин гад и педофил, Верховенский гад и революционер, Кириллов не гад, но зато псих. Позицию автора-де отражает Шатов и все прочие, кто с достаточным умилением поминают «крест животворящий». По-моему так это весьма примитивно. «Бесы» - роман многоголосый и многослойный. Какой стороной его не поверни – всякий из героев прав, всякий последователен. Всякого можно понять и пожалеть.
Позиция автора неясна принципиально. Кажется, что и сам Достоевский мечется между своими персонажами.
Недаром он так заботливо разделил между ними свои самые сокровенные идеи и мысли – те, которые придумал задолго до романа, о которых писал друзьям и о которых вдохновенно рассуждал в дневниках.
Однако, что это я.
Тьма – вот главный герой романа. Не та тьма, что красиво чернеет в романтических книжках или холодит ужасом в хорроре – у этой и цвета-то толком нет.
Тьма здесь, пускай во всех видах и формах – мрачная, беспросветная и очень рутинная. Она гнездиться в душах, пропитывает комнатный воздух, копошится в трущобах, ползет пожарным угаром. Лезет изо всех щелей.
Здесь, в романе, любые события, будь то случайное самоубийство или признание в любви – лишь порочный круг, из которого нет выхода. Кошмар, бытовой и бессмысленный – а потому неяркий и неявный – сам воспроизводит себя в каждом новом поколении.
Ясное дело, что, например, Верховенский не сам такой вырос (как почему-то все считают. Ей-богу, кабала святош какая-то). Посмотрите на его детство. Бедность, одиночество (он же ни одной живой душе не был нужен), невежество, привычка «выживать» и не доверять никому. Собственно, а что еще из этого могло вырасти?
У Верховенского даже привязанности (одна. к Ставрогину.) – и те какие-то нездоровые, почти извращенные.

Место действия – город, откуда не выбраться. Внешний мир, вроде бы, и существует – но лишь в виде газетных передовиц. Горожанам впору задаться вопросом, как детям эпохи "железного занавеса" - а есть ли он, этот внешний мир, вообще?
Любая идея, что проникает сюда, в здешней отравленной почве прорастает во что-то очень странное.
Старшему поколению – Степану Трофимовичу, Варваре Петровне и прочим – достались идеи либеральные. Они им нашли отличное применение. Ведь чем еще оправдывать свой эгоизм, наплевательство на весь белый свет, высокомерие и банальную злобу?

В руки к новому поколению приходят идеи социалистические, но и с ними творятся какие-то жуткие метаморфозы. Вот скажите, где именно у Фурье или Прудона было написано о том, чтобы уровнять всех в рабстве? Откуда взялся этот жуткий призрак общества бездушных автоматов? Откуда план уничтожить половину человечества ради благородного процветания второй?
Толкователи романа отчего-то пинают идеи. А ведь речь идет, между прочим, об идеях прекрасных – лучших из того, что породила человеческая мысль. Всеобщее братство, борьба за права, за свободу, за достоинство человека.
Критики забывают о том, как бессмысленно пинать зеркало, коли рожа кривая.
Ведь… ладно. Кто такие бесы? Кто они – те, которые кружатся и верещат, сбивая с пути?
Да оглянитесь же. Это ведь мы с вами. Это все то бесчисленное множество персонажей романа – дворяне, барышни, офицеры, чиновники, отцы семейств, местные «сливки общества», писаки, гимназисты, мамаши, крестьяне…
Все они по отдельности – люди неплохие и даже понятные. Но сливаясь в то, что мы зовем «социумом», они превращаются в какую-то бесовскую круговерть, где добро встречается реже, чем плутоний.

Это то общество, которое радостно воюет, устраивает погромы, бросает и калечит детей, отвергает слабых, отворачивается от грешников, поощряет беззаконие, лебезит перед силой и властью. Это больное общество, где люди развлекаются, наблюдая за чужими смертями и страданиями, где живут мелкими обидами и застарелыми комплексами.
Кажется, ведь мелочи. Но в романе прекрасно показано, как эти мелочи, цепляясь одна за другую, приводят город на грань локального конца света.

Очень, на мой взгляд, в этом плане характерно поведение самого «христианского» персонажа романа – отшельника Тихона. У него, чья жизнь, казалось бы, посвящена евангельским идеалам, не нашлось ни одного слова ободрения для Ставрогина. Он просто умыл руки - иди, мол, грешничек, удавись, а я лучше буду сидеть хороший и читать акафист.
Кстати, в отличие от тех же «Братьев Карамазовых», здесь нет места Богу. Ему бесполезно молиться – он не слышит. Ему бесполезно бросать вызов. Его словно нет.
Остается взывать из глубин, как в каноне на отход души от тела.
Но и это… ладно. Мой любимый герой – Кириллов, и в нем слишком много от того нового русского Христа, которого с таким упоением ищут в книгах Достоевского иностранцы. Кириллов всех понимает, всех прощает и всех – жуть какая – любит. Но и это человек, который просто надорвался, глядя на окружающие его страдания и бессмыслицу. Он нашел рецепт «от всего» - но на самом деле этот рецепт, как и любой другой, подходит только для него одного.
Ибо выхода, как я уже писал, не существует. (Time is a flat circle, если понимаете, о чем я).

«Бесы», пожалуй, самый мрачный и тяжелый роман Достоевского. И это одна из лучших книг, которые случались с мировой культурой вообще.

И, да, о нем можно говорить бесконечно.