3

Красивая книга, но красивая той непонятной красотой, которой красив абстракционизм – что-то нарисовано, а что – непонятно. Уже и глаза болят от мучительных попыток рассмотреть идею, заложенную Художником, и голова раскалывается от попыток разгадать Высший Художественный Замысел, а толку – ноль. И чувствуешь собственную ущербность от неумения приобщиться к прекрасному, и злишься на себя за это, и ничего не можешь с этим поделать.

Книга изобилует цитатами, которые хочется заучивать наизусть, настолько они хороши, изысканы, отточены, однако, общий смысл повествования все время норовит сбежать, уворачивается, выскальзывает, сопротивляется любым попыткам его ухватить.

Краткое содержание можно уместить в одну цитату автора:

Погляди, милая Ханна, чем я теперь занимаюсь, махнув на все рукой. Пытаюсь писать письмо, хотя не могу его отправить, сижу в тюрьме за убийство, хотя знаю, что никого не убивал, хожу на допросы, хотя знаю, что мои слова никто не принимает всерьез.

А вот с деталями сложнее. Детали для меня рассыпались разноцветным бисером цитат, мало связанных между собой. Красивых цитат. Ценных. Но живущих самостоятельной жизнью, отделившись от остальной книги, отгородившись от нее каждым своим словом. Примерно так, как и описывает это автор:

В сорок лет надо жить какой-то особой жизнью — без лишних телодвижений, без суеты и без выпивки. Когда мне стукнет сорок, подумал я, нужно будет превратиться в египетскую статуэтку: правым ухом слушать дыхание жизни, а левым — дыхание смерти. Нужно будет прогнать всех, кто мешает, и даже тех, кто не мешает, но и не слишком помогает. Всех, кто отнимает время, донимает своей пустотой, занимает деньги без отдачи, понимает слишком много, вынимает ножик из кармана и принимает меня за дурака. Всех отлучить и сохранять равновесие.

И обо всей книге в целом лучше всего говорит цитата из нее же:

Отбери у меня возможность погружать пальцы в клавиши и водить глазами по буквам, и я зачахну, замолчу, погружусь в кипяток действительности, как те крабы, что водятся в мутной воде у Центрального вокзала в Нью-Йорке. Раньше их ловили прямо с веранды seafood-кафе, отрывали клешни и бросали обратно в воду. Так и я — стоит мне завидеть свою сноровистую кириллицу, черных бегущих жуков на светящемся белом поле, как у меня отрастают клешни, и я оживаю, соскальзываю в воду и боком, боком, ухожу на свое придуманное дно.

Рецензия на моем сайте