4

Этот роман напоминает задачу про козу, волка и капусту: "Крестьянину нужно перевезти через реку волка, козу и капусту.  Но лодка такова, что в ней может поместиться только крестьянин, а с ним или один волк, или одна коза, или одна капуста. Но если оставить волка с козой, то волк съест козу, а если оставить козу с капустой, то коза съест капусту."

Питер рассказывает об учебе в интернате при классической гимназии, т.е., школе с изучением таких предметов, как латынь или античная литература. И школа с учителями выглядит неприглядно. Куча ограничивающих правил, заставляют ходить строем по одной половице при включённом секундомере, наказывают за разговорчики в строю, отправляют в изолятор, приставляют личных надзирателей.

Видимо, это история о том, как плохие люди издеваются над бедными сиротами. А Питер именно сирота, и до этой школы прошёл череду детских домов. И там с детьми обращались ещё хуже, хватало не только старших отморозков, но и педагогов-извращенцев. Питер буднично рассказывает о несчастьях, страданиях и боли, которые в принципе не должны происходить ни с одним ребёнком. После такого не всякий взрослый оправится от физических и психических травм, не взирая на помощь врачей с психоаналитиками.

Так что не удивительно, что Питер отстает в развитии, и ему светит интернат для слабоумных. В Августе регулярно "просыпается другой", и тогда он ломает пальцы даже друзьям. Да и девочка Катарина, видевшая, как её отец повесился на двери после смерти матери, не натягивает на понятие "нормальный ребенок", что в него ни вкладывай.

И вот над бедными сиротами издеваются, и вообще выясняется, что они - участники засекреченного эксперимента. Колодцы гуманизма бурлят в душе читателя: детей обижают и вообще на опыты пустили! И тут Питер так же буднично сообщает, что экспериментом является попытка включения в обычный гимназический социум неблагополучных детей с особенностями физического и ментального развития.

Ситуация тут же предстаёт в несколько другом свете. Стоит представить себя на месте учителя латыни. Вот стоит он у доски, допустим, со спряжением глаголов, а в классе - мажоры, слабоумный сирота с отставанием в развитии и юный маньяк, склонный при малейшем стрессе увечить ближайшего соседа. И хорошо, если дело обойдется переломом пальцев, это, считай, легко отделались. И эту недружную компанию надо латыни научить, которая им, в общем, не то что не нужна, но даже и не интересна. Вопросы о личном надзирателе немедленно отпадают. Рядом с Августом, определенно, лучше посадить персонального санитара. Просто, чтоб не множить число покалеченных детей. Пусть он ему помогает включаться в среду и социализироваться.

В современной педагогике создание единого образовательного пространства для всех детей,  вне зависимости от их психических и физических особенностей, имеющихся отклонений и нарушений, называется инклюзивным образованием. И вроде бы, на практике с ним все совсем не так плохо, как у Хега. У Хега же эксперимент выглядит полной безнадегой. Как если в задаче про волка, козу и капусту запретили перевозить козу обратно. По условию никто никого не ест только в присутствии крестьянина. Надо перевезти на другой берег козу. Вернуться, перевезти волка или капусту, вернуть обратно козу. А если обратно никого не перевезти? Что, если не все дети способны включиться в "обычный социум", даже если хотят, а им - хотят помочь?

Загнав читателя в этот логический, моральный и эмоциональный тупик, Питер Хег погружается в философию времени. Но рассуждения его оставляют странное послевкусие. Что-то вроде "все перемелется, мука будет". Вопрос, куда ставить ударение: мукА, или мУка? Герои романа живут, как получается. Но, сколько не стараются, вместо муки выходит мука.

Тягостный роман. Сталкивает лоб в лоб с вопросами, не разрешимыми в заданной системе координат. А другой системы взять негде. После него тянет перечитать Макаренко, "Флаги на башне" или "Педагогическую поэму", в которых инклюзивное образование не выглядит безнадежным педагогическим тупиком, как в романе Хега. Хотя Макаренко раньше мне казался скорее лирическим пиитом педагогики, нежели практиком.