4.5 Книга с ароматом яблок и пролитой крови

…Что оставалось ему теперь? Только любить своих детей. Любить издалека. Любить не видя. Детей, которые никогда не слышали его голоса и вряд ли уже услышат. Детей, которые говорят на другом языке. Которые готовы покинуть его, забыть и предать. Этих странных и чужих детей, которых он почему-то возомнил своими…
…А яблоки-то в корзинах были бутафорские, из крашеного папье-маше…
…Что оставалось еще? Только верить, что все было – не зря. Сказки, которые писал. Дети, которых растил. Яблоки, которые выращивал…

Дебютный роман Яхиной я прочитала, как оказалось, аж восемь лет назад, и результатом осталась вполне довольна, но вот от второго её произведения я бегала долгие годы, потому что сначала был шквал положительный отзывов, потом такой же шквал отрицательных. В таких ситуациях обычно доверяюсь чуйке, которая чаще всего советует проверять самой, но вот как-то не тянуло, лежит в више и лежит, есть не просит, как говорится. Однако неожиданно книга нашла меня сама, принесённая новым знакомым, что узнав о моей любви к чтению, решил поделиться любимым. И оказалось, что роман просто дожидался нужного часа, попав мне в руки, когда надо, да и отсутствие особых ожиданий после столь противоречивых впечатлений друзей с лл тоже сыграло свою роль. Да, "Зулейха..." мне понравилась, пожалуй, всё же больше, как-то там частная история и портрет эпохи были в более равных долях что ли, но и этот роман точно не оставил меня равнодушной.

Действие его начинается в начале двадцатого века в одной из немецких деревень Поволжья, где шульмейстер Якоб Иванович Бах жил тихой размеренной жизнью чудаковатого сельского учителя. Пока однажды к нему не обратились за помощью из хутора, стоящего на другом берегу реки, нужно было перед переездом на историческую родину поднатаскать семнадцатилетнюю затворницу Клару в высоком немецком, чтобы там удачно выдать замуж. Это событие изменило жизни и ученицы, и учителя; к лучшему ли, к худшему, сложно сказать, у меня от их совместной жизни очень сложные эмоции. С одной стороны несчастная Клара, что так хотела просто обычной жизни, просто хоть немного свободы по сравнению с жизнью в отчем доме, что больше всего напоминал тюрьму, она хотела в люди и к людям и хлипкий некрасивый вдвое её старше Бах стал проводником в тот мир.

Увы, проводником лишь мысленным, словесным, его рассказы о жизни вне отцовской избы казались бедной девушке почти сказочными, но вот реальность все её мечты уничтожила на корню, не приняли её люди, отбрехались условностями и собственным узколобием и снова Клара стала узницей, пусть теперь и рядом с любимым человеком, что боготворит её. Но тут такая ситуация, что ещё неизвестно, что хуже, тот самый Большой Мир, столь желанный Кларой, как раз начал превращаться в абсолютно безумное место, грянула Октябрьская революция, затем гражданская война, раскулачивание, голод. Страшное время, сошедший с ума мир, озверевшие люди... И бОльшую часть этого Якоб и Клара благополучно просидели на заброшенном хуторе, живя максимально уединённой жизнью, но и до них добрались лихие времена и монстры в человеческом обличии, и снова не было бы счастья... Бедная Клара, даже вот этим выстраданным-вымученным счастьем ей не дано было насладиться.

На самом деле, как это ни странно, но сюжета здесь и не особо-то много, события проходят по большему счёту мимо главных героев, затрагивая их лишь по касательной. Бах - бессловесный наблюдатель, хроникёр, измеряющий события исторического масштаба в двух-трёх словах, наподобие Года Большой Лжи или Года Нерожденных Телят, так что если вы хотите масштабного полотна, подробного портрета эпохи, лучше пройдите мимо, здесь этого считай, что нет. Мне бы и хотелось побольше про жизнь поволжских немцев, тем более, что тема эта мне интересна и по личным причинам, но авторка распорядилась иначе и это её право. Эпоху видно и страшных примет времени хватает, но в первую очередь это история конкретного человека, человека довольно странного, зачастую несчастного, порой вызывающего раздражение своим таким понятным и даже знакомым эгоизмом, но лично мне не неприятного.

Что ещё могу отметить и похвалить,так это язык Яхиной, без излишних художественных вывертов и чересчур тонких словесных кружев она рассказывает свою историю хорошим и приятным литературным языком, дающим отличную пищу читательскому воображению, даже напрягаться не надо, чтобы почувствовать хрустящий под ногами зимний лес, запах большой реки или аромат сочных яблок. Да и персонажи это тоже не её слабое место, мой любимец в этом отношении Гофман, практически карикатурный персонаж - карлик, горбун с прекрасным, но девичьим лицом, горящий идеями интернационала, коммунизма и прочая. И при этом он вышел на удивление реалистичным, ведь дело не во внешности, а в человеческой сути. В образе Гофмана отлично выписан тот самый идейный революционер, что искренне верил в то, что они меняют мир к лучшему, ну а реки крови, проливающиеся при этом, всего лишь неизбежные потери, без которых никак, ведь столь грандиозная цель оправдывает любые средства. Конец его закономерен, такие как раз таки и гибли первыми, и даже если переживали все опасности на своём пути, зачастую оказывались лишними, ненужными и опасными тем, кто стал у руля новой власти.

Вообще, несмотря на некую нарочитую сказочность, история вышла для меня абсолютно реалистичной, и даже тот самый магический реализм, о котором меня предупреждали и которого я несколько опасалась, так как не вязался он в моей голове с российскими реалиями первой половины двадцатого века, не смог этого изменить. Просто потому что я его тут не увидела, все полумистические вставки для меня здесь вполне вписались в картину мира того, чьими глазами мы видим происходящее. Довольно впечатлительный, не особо уравновешенный и не до конца психически здоровый Бах видел всё именно так, вот и всё, никаких сказок, только хард кор, хотя и подчинялся он по сути воли одного лишь человека, но не Баха с его якобы сверхъестественными силами, а того, которого писательница лишила человеческого имени, одарив лишь коротким прозвищем Вождь, имхо, отличный ход, очень показательный и верный.

Много позже Бах – читая газеты и наблюдая за жителями колонии, слушая длинные речи Гофмана, который проникся к нему симпатией, – составил для себя картину случившегося в мире за годы его отшельничества. Составил – и содрогнулся: все пугающие сцены, которые они с Кларой наблюдали с высоты обрыва, все виденные во время ночных вылазок странные и страшные зрелища оказались лишь рябью на воде, слабым отголоском могучих изменений в большой жизни. Изменения эти были столь невероятны, что Бах затруднился найти им должное сравнение. Случившееся нельзя было назвать землетрясением или ураганом: после разгула непогоды мир, исковерканный разбушевавшейся стихией, все же сохраняет свои главные сущности – небо, солнце, земную твердь. Сегодня же в Гнадентале, казалось, не стало ни того, ни другого, ни третьего: новая власть, установленная в Петербурге, отменила небо, объявила солнце несуществующим, а земную твердь заменила воздухом. Люди барахтались в этом воздухе, испуганно разевая рты, не умея возразить и не желая согласиться. Вера, школа и община – три незыблемые сущности колонистской жизни – были изъяты у гнадентальцев, как изъяты были у мукомола Вагнера его дом и скот: кирху закрыли, пастора Генделя с женой чуть не выслали на Север (вооруженная вилами и ухватами паства стала на защиту – отстояла); из школы выгнали учителя, обещали прислать нового, да так и не прислали; общинное управление объявили пережиточным и заменили советами, что должны были стать во главе нового общества, и колхозом, который виделся руками и ногами обновленного Гнаденталя.