5 Ложное очарование истории

Первое знакомство с Льюисом оказалось весьма интересным. С первых строк рассказ приятно удивил лёгким слогом и заметным остроумием автора. Если честно, по аннотации ожидала социально-политической нудятины., то есть, простите, драмы.

Драма в рассказе есть и довольно щемящая, но сервировка с юмором скрасила мрачное впечатление последней точки. История мало связана с письмом королевы, хотя оно могло бы стать вожделенной бумажкой-призом в очень узком специализированном обществе.

Приятно было читать, как загорелся старик Райдер, когда кто-то заинтересовался его прошлым; как он ожил, рассказывая о закулисной жизни королей и дипломатов. История, как живая, вставала у него перед глазами и кто бы мог подумать, что на самом деле она никому не нужна и молодым кажется скабрёзным анекдотом. Это рассказ о столкновении богатого прошлого с сиюминутным настоящим. Побеждает всегда сиюминутное. Даже в прошлом. Молодой преподаватель Селиг пребывал в уверенности, что хочет знать всю подноготную американской дипломатии в Европе (Пан-Европе, так солиднее)). Надо отдать ему должное, он два дня был абсолютно в этом уверен и слушал "динозавра" Райдера с упоением и восторгом. Райдер поддался целиком его интересу, но Селиг молод и кровь играет в жилах, и, конечно, глазки и ножки юной учительницы гораздо занимательнее писем давно усопших монархов. Не история дипломатии интересовала Селига, но он сам в истории. Причем в истории настоящей.

Насколько радостно было читать про воодушевление Райдера в начале рассказа, настолько горько и грустно стало в заключительном эпизоде. Такое чувство, что плечи читателя поникли вместе с плечами старика. Он доживёт свои крохи жизни в одиночестве забвения и даже письмо уже не согреет его. Селиг всколыхнул и оживил его на неделю, тем страшнее будет его одиночество. Теперь он знает, что вся его жизнь - история. Мало кому нужная. Забытая на прилавке. Он пил и ругался с королями, а теперь сестра-сиделка - единственный его собеседник. И упрекает его за нецензурщину и виски с содовой. А между тем:

Крепкая ругань — отличное терапевтическое средство, забытое в наш развращенный век. По части крепких выражений я могу сообщить вам более исчерпывающие сведения, чем по части дипломатии, — кстати, дипломатия широко ими пользуется.

Кстати, удивило, что молодой Селиг оказался тем еще морализатором, похлеще престарелой матроны. И пить так много нельзя, и дипломатические истории больше смахивают на байки из борделя. А почему нет? Короли тоже люди. Им тоже нравятся глазки и ножки и, может быть, даже песни у костра.