4.5

Ура-ура, наконец-то у меня будет вразумительное объяснение, почему я испытываю неприязнь к Толстому, а не набор нечленораздельных фраз.

Что же заставило меня так не любить классика? Во-первых, он согрешил против моего любимого литературного (и вообще) качества – умного лаконизма. И я прямо родство ощутил с Логиновым, когда прочел следующую фразу в статье.

Может ли считаться качественным текст, на восемьдесят процентов состоящий из мусора?

Да и вообще, глубоко внутри меня живет маленький тролль (или не глубоко? или не маленький?), поэтому данным критическим материалом я просто лакомился.
Выписывать цитаты можно долго, но я ограничусь особенно явным торжеством зла

…почему-то исследователи стыдливо умалчивают о словаре Льва Толстого. Можно подумать, что эти данные просто засекречены. Лишь однажды я нашел упоминание, что активный словарь В.И. Ленина превышает таковой у Льва Толстого. Выясняется, что не так это и трудно – превзойти Льва Толстого. Самый грубый анализ дает приблизительную цифру: что-то около пятнадцати тысяч слов, а возможно даже и меньше.

Катастрофическое неумение строить сюжет приводит к тому, что мысль автора приходится дополнительно пояснять. Таким образом является на свет кошмар школьников – последние полсотни страниц «Войны и мира» или то самое Послесловие к «Крейцеровой сонате». Подумать только, полутора тысяч страниц не хватило графу, чтобы высказать свои мысли! Весь Платон мог бы уместиться на этих страницах!

Мне кажется дело заключается в том, что Лев Толстой вовсе не является писателем реалистом. Он пишет не людей, а типажи, не судьбы, а схемы. Выбрать наиболее типичное, освободить от мешающего, с презрением отнестись к правде, если она не согласуется с идеей, насколько мне известно, это признак романтизма. Я не против романтиков, но полагаю, что автору надо быть последовательным. Герои Виктора Гюго до конца верны себе, и Д'Артаньян Александра Дюма всегда остается Д'Артаньяном, за что и любИм многими поколениями читателей. А Лев Толстой, написав сильфидоподобную и абсолютно нежизненную Наташу Ростову, в конце романа вспоминает, что в реальной жизни девочки взрослеют и становятся матерями и хозяйками. И вот он начинает ломать романтический образ, упихивая его в прокрустов сюжет, и успешно справляется с задачей, создав романтико-реалистического уродца. Наташе Ростовой подобные издевательства безразличны, она никогда не была живой, а романтически настроенные читательницы чувствуют себя так, словно это их насилует автор.

Страшное дело писать рецензии на рецензии) Если согласен – начинаешь все цытатить. Как вот я тут.