4

«Соки земли» представляет собой по большей части летопись, жизнеописание отдаленного норвежского региона, со множеством его обычаев, законов и типичных действующих лиц. Летопись эта в своей завершенности несёт великолепный, логически исходящий из канвы, посыл: в гармонии с природой, а не в противостоянии, ей человек обретает подлинный смысл личностного бытия. Можно сказать, что человеком он и становится в ежедневной честной борьбе между небом и землей в пространственной бесконечности тверди. За жизнью таких человеков (один стоит тысячи), мы и наблюдаем в ходе неспешного, сезонно размеренного повествования. Каждый из них своим примером отражает убеждение автора: нечего дёргаться и трепыхаться в паутине времён, гнаться за скорой прибылью, стараться успеть всё здесь и сейчас, и никак потом:

" Ошибка в том, что они не хотят идти в такт с жизнью, а хотят идти скорее ее, они несутся, вламываются в жизнь, как клинья. Но тут бока их говорят – стоп, что-то трещит, ищи лекарство, остановись, бока! А жизнь давит их, вежливо, но решительно. И тут начинаются жалобы на жизнь, ожесточение против жизни! ".

Терпение, напряженный труд, единство с землей и космосом, скрепленное своим потом и кровью – вот что даёт подлинную свободу, вот что действительно необходимо стране (другим людям).
Стиль Кнута Гамсуна действительно медитативен –тяжело придумать иное определение. Вкупе с жанровыми особенностями это даёт потрясающий эффект: души и есство персонажей открываются через окружающую их природу, через каждую вибрацию текста. Все говорят о каждом, а каждый обо всех. Поступки здесь значат много больше, чем слова, пустые, ветреные слова. Великий ум не всегда приводит к успеху, великий ум здесь – залог несчастья (вот уж что действительно правдоподобно). Доброта, честность, правдивость, взаимопомощь – естественны, для этого не нужны довлеющие законы, одной совести, возникающей из интуитивного ощущения правильности – достаточно. Все те сельские простаки и посредственности, которых в иных романах высмеивают направо и налево, выступают здесь как титаны, как библейские, легендарные герои, удерживающие на своих плечах всю жизнь, но несущие это бремя с определенной легкостью (не легкомыслием). Мелкие заботы, крупные несчастья, небольшие радости, великая удача – всё проносится мимо них, но не смущает их разума, не отвлекает от основной цели – труд, земля, жизнь. На ком, как не на них – производителях пищи, крова, зиждется мир?
Религиозность здесь – естественна, в ней нет схоластичности и учености, - это озарения, исходящие из самой природы, и обладающие большей силой, чем истории из всех сущих книг. Страха смерти – нет, старения – тоже. Человек – это стержень, столп, но эта укорененность возможна лишь по направлению к почве, к настоящей, земляной почве:

"Великие чудеса окружали их всегда: зимою – звезды, зимою же часто северное сиянье, небесный свод из крыльев, фейерверк у Господа бога. По временам, не часто, не постоянно, а изредка, слышали они гром. В особенности это бывало осенью; кругом – тьма, и люди и животные настраивались торжественно, скот, возвращавшийся с пастбища домой, сбивался в кучу и не двигался. К чему он прислушивался? Ждал ли конца? И чего ждали люди в поле, стоя под громовыми ударами и склоняя головы?".

Произведение Кнута Гамсуна во многом незавершенно: оно действительно могло бы стать больше, описательней, здесь есть целая вселенная для новых типажей и образов. Автор был в силах уделить больше внимания отдельным личностям и их внутеннему миру, отношениям, человеческому психологизму в целом. Однако он избегает этого, ведь и «Соки земли» в первую очередь о земле, о чувстве земли, о размышлениях о земле, а всё это возможно только в тишине. Суетность приезжих, извращенность Елисея, никчемность Бреге и даже самобичевание Гейслера – всё это тоже говорит лишь об одном, об Исааке, как основе, как прачеловеке, как перводвигателе и образце подражания, как волевом посыле всего человечества. Соки земли питают тех, кто умеет их добывать, а сделать это может каждый, пусть все мы глубоко несовершенны. Морализаторство нивелируется истинностью отображенного, мы погружаемся в природное безмолвие и вдруг видим в нем самих себя. Кого мы видим? Чем мы стали?
Первая часть несёт в большей мере философских характер, здесь мы можем найти глубочайшие замечания о человеческой натуре, о выборе и врожденной нравственности, о том, что мы нынче именуем бессознательным ( а на деле забытом ) страхом. Прекрасная цитата:

" Потому что из всех благ в одинокой жизни ничто не могло сравниться со стенными часами, которые идут себе во всю темную зиму и звонко отбивают каждый час."

отражает стремление человека найти опору, противостоять сметающему, безликому потоку времени. В этой же части мы рассмотрим немногочисленных персонажей под микроскопом норвежской пустыни, изучим их нашим пристальным глазом. О чем поведает нам каждый из них?
Вторая часть более социальна, не даром она и начинается с описания количества людей на хуторе. От доисторического одиночества человек восходит к социальности, к контактам и начинает проявлять себя с новой стороны. Социальность извращает людей, она задевает Ингер, Варвару, Елисея, но Исаак невозмутим, Исаак всё тот же. Исаак держит Мир. В конце мы встречаем итоговый монолог Гейслера, - прекрасные мысли о стране, об игре, торговле и мужестве. Маст-рид каждому, особенно рвущемуся в политику:

"стране нужны не деньги, у страны денег более, чем достаточно; чего мало, так это таких людей, как твой отец".

Вот уж истина, где только брать таких людей?
Данное произведение сверхактуально в мире оптимистически-технического самосовершенствования, или бесконечного побега в новое. Постоянство в забвении, тишина прервана гулом города, шипением киберпространства. Хорошо это или плохо? Стоит ли подвергать жесточайшей критике этот крестьянский посыл? Знаю одно – я ежедневно вижу устремленных к дармовщине Бреге Ольсенов, злобных и завистливых Олин, и скупердяев дядей Сивертов, но вовсе не вижу честного труженника Исаака.
Где раздается звук его топора сегодня?