4

Поверхностым глазом книга воспринимается как занудное и скучное графоманское чтиво, Поэтому понять всех тех, кто решительно поставил однозначные тревожно-красного цветового оттенка вполне можно. К сожалению если ставить моно-оценку, то и я выше 3 звёзд не поставлю. Однако книга на самом деле непростая и заслуживает оценки комплексной.

С точки зрения интересности едва ли выше 2 звёзд. Потому что почти вся книга в своём альфа-тексте сводится к бесконечному описанию простых действий ГГ в чужом городе. Встал, пошёл, вошёл, сел, поехал, вышел, постоял, посмотрел, зашёл, поехал, вышел,поел, попил, вернулся, лёг, спал, уехал...
На те же две звезды книга и занудна и однообразна, монотонна по стилю изложения, по форме описания. Ни одна улица и ни один объект города не называется своими именами, и все названия имеют отсылочный характер или делаются как бы с намёками. Типа — "улица имени Героя Гражданской войны, например Щорса или Гамарника, но только не Гамарника или Щорса, а другая фамилия". И в таком вот стиле "догадайся сам" все двести ридеровских страниц. Удержать в памяти и в центре внимания все эти условные, отсылочные и относительные названия совсем непросто, и порой ловишь себя на том, что взгляд уже не прочитывает буковки и словечки, а просто проглядывает строчку-другую-третью, щадя и оберегая сознание читателя от перегрузки.

Но по мере чтения не раз и не два из недр сознания всплывает вопрос — для чего автору всё это было нужно?

Далее следует довольно объёмная попытка ответа на поставленный вопрос

Неужто он, Автор, не мог избрать другую форму своего повествования, неужто он, Автор, не способен красиво и интересно воплотить на бумаге или на мониторе свою прикольную по сути задумку — описать чужой, другой, незнакомый и вполне средний по всем показателям и критериям Город, приезжая туда ежемесячно в течение года и наблюдая жизнь этого города. Описать его так, чтобы читатель понял, увидел, прочувствовал дыхание его площадей и улиц, услышал звук его городских и окраинных шумов, ощутил привкус заводских или фабричных дымов, впитал в себя ароматы столовых, кафешек и забегаловок, на своей нежной и чувствительной читательской коже оттиснул всю жестяную шершавость кожезаменительких и дерматиновых покрытий сидений электричек или казённую прохладу гостиничного белья... И когда подумал эту мысль-недоумение дважды и трижды, то постепенно пришла догадка, пришло понимание, что за альфа-текстом, корявым и невыразительным, прячется бета-текст, а за альфа-задачей проглядывается задача-бета — уж не знаю, как там на самом деле автор всё это называл в своём хитроумном сознании...

Смотрите. В какой город не приедь или не ткни пальцем на карте, можно смело утверждать со стопроцентной вероятностью угадать, что в городе есть улицы или площади имени Ленина или Крупской (у нас они есть точно); проспекты Стачек или Восстаний или Революции (у нас улица и переулок Октябрьские); переулки имени героев Гражданской войны или партийных деятелей тех времён (фамилии можете подставить сами из своего собственного опыта, у нас это Луначарский); обязательно топонимика обогащена кем-то из отряда космонавтов, чаще всего Гагариным (так это у нас), но может быть и другой человек из первой двадцатки покорителей космоса — Титов, Николаев, Терешкова...; непременно будут названы какие-то профессии, более или менее распространённые в этой местности, где стоит выбранный вами в качестве примера город — всякие Механизаторские и Шахтёрские, Энергетиков или Кузнечные...; названия гостиниц или киноцентров будут или Русью или Киевом, или ещё каким-то другим крупным, чаще всего столичным городом бывшего СССРа, но иногда местные власти ограничиваются названием своего собственного города (а что, "Валдай" звучит вполне себе красиво и звонко). И как хотите, но обязательно есть остановки автотранспорта с названиями "какой-то там завод" или "такая-сякая фабрика" (у нас это Механический завод или ДЭУ, а также уже умирающее, но ещё помнимое старожилами Заготзерно)...

А ещё в каждом городе непременно есть либо какой-то когда-то начатый и незаконченный памятник или монумент, либо начатое и незавершённое многолетним упорным трудом строительство, словом непременно есть нечто огороженное с заржавелыми табличками о том, что строительство объекта ведёт какое-то уже теперь замшелое и почти потустороннее СМУ, и что строительство объекта будет завершено в 199... или 200... году — последние цифры могут быть разными, и написанными от руки краской, а то и мелом, и уже полустереться или исчезнуть совсем...

И обязательно в каждом неназванном городе будут скверики с раздолбанным от многолетних шарканий по нему туфельками или ботинками асфальтом, который от своего долгого и раздолбанного лежания уже не то мимикрировал в комки грязи, не то на самом деле стал этой грязью, напоминая о своей асфальтовой сущности только неловкой для ступающей по нему ноги комковатостью. Порой в этаком скверике стоит какая-нибудь пушка — или времён Гражданской войны трёхдюймовка, или сорокапятка, а то и 76-мм орудие времён уже войны Великой и Отечественной... А на выезде из города (или на въезде в него, это смотря с какой стороны смотреть), довольно часто торчит бессильно и бессмысленно гордо устремлённый в небо самолёт, что-то типа МиГ-15; торчит, насаженный на рельс, как пойманная рыба насаживается на кукан из прутика...

А на ж/д вокзале непременно продаются в пристанционном буфете все эти бутерброды с выгнутым от долгого лежания сыром или заветренной уже колбасой разных степеней свежести и сортности (ассортимент буфета можете дополнить сами, хоть винегретом, хоть кабачковой икрой или пирожками, чаще всего твёрдо-каменными, или какими-нибудь пирожными в стиле "полоска" или "эклер")...

И в обязательном порядке встретятся вам лавки и лавочки с наполовину выломанными рейками сидений и спинок, и с сидящими на них лицами бомжеватого вида и распивающими водочку или какой другой подвернувшийся в итоге старательных и упорных поисков алкоголь из пластиковых стаканчиков, муторно беседующих "за жизнь", что-то глухо и невнятно бубня при этом и только лишь громко, внятно и грязно, но и одновременно скучно и однообразно матерясь...

Читаешь все эти вещи, все эти так ни разу и не названные в книге названия, и все эти такие знакомые приметы быта из жизни большого или среднего Города, и понимаешь, что и весь наш мир очень условен и одновременно усреднён, очень стандартизирован и однообразен. А мы все настолько погружены в эту вязкую среду повседневности и обыденности, что уже и не замечаем, что сами являемся всего лишь частью этой картины Мира, какой-то маленькой, мизерной его деталью... Конечно, насколько трудно рыбе понять, что она живёт в воде, настолько же трудно попробовать выйти за плоскость бытия и осознать всю ущербность и ограниченность, а порой и просто убогость того, чем и как мы живём, дышим, чувствуем, думаем, любим — существуем. Вообще понять, осознать и ощутить, что порой мы просто СУ-ЩЕСТ-ВУ-ЕМ, просто как форма существования белковых тел... просто плывём в потоке жизни, совсем не управляя своим этим "плаванием", но считаем при этом, что имеем и свободную волю что-то менять, и плыть куда хотим...

Осознание читателем вот этой серой обыденности, скудности и ущербности своего существования и существования вообще, как мне кажется, и являлось и истиной целью автора этой повести, и было тем самым бета-текстом, который при небольшом усилии со стороны читающего эту книгу всё-таки прочитывается...

Как там у Гоголя? Скучно жить на этом свете, господа!..