5 Злодей или праведник?

Написанный во времена, когда униженная и покорённая Япония восстанавливалась от последствий войны, рассказ Мисимы вряд ли можно назвать основательным анализом страшного периода, однако не поспоришь с приговором, изысканно вынесенным автором военным преступникам. История неожиданная и непредсказуемая. Всё, что видит читатель, это прекрасный уголок земли, на котором растут восхитительные пионы с мелодичными названиями. Пленённый красотой, так же, как и главный герой рассказа, читатель не подозревает, что на самом деле скрывает это великолепие. Мисима сделал своей визитной карточкой поклонение красоте, которая соседствует с уродством. Эти две противоположности всегда в миллиметре друг от друга в его работах, и кульминацией этого опасного и завораживающего единства станет его «Золотой храм», опубликованный через год после «Пионов».

Оглянитесь — вам, конечно, помешают фигуры тут и там склонившихся над цветами посетителей, но тем не менее вы увидите, что, в отличие от обычных цветов на клумбе, пионы, отбрасывающие на черную землю тяжелые тени, одиноко стоят каждый на своем участке, и это зрелище навевает на меня уныние.

Казалось бы, вывод, к которому приводит читателя Мисима, совершенно однозначен: старик, который так заботливо ухаживает за своим пионовым раем, делает это совершенно не из праведных побуждений. Однако после чтения рассказа у меня остались сомнения. Во многом потому, что две другие книги (как ни странно, также написанные японскими авторами) натолкнули меня на размышления.

Рут Озеки в своей книге «Моя рыба будет жить» отмечает следущее:

“История — это то, чему мы, японцы, учимся в школе, — сказал он. — Мы узнаем об ужасных вещах, как, например, об атомных бомбах, которые разрушили Хиросиму и Нагасаки. Мы узнаем, что это плохо, но в данном случае это просто потому, что мы, японцы, здесь являемся жертвами.

— Более сложный случай — когда мы узнаем об ужасных японских зверствах, таких, как в Маньчжурии. В этом случае японцы занимались геноцидом и пытками китайского народа, и мы учимся, что должны испытывать огромный стыд перед миром.”

Получается, всё зависит от угла зрения. Не всё так однозначно и безапелляционно. У Озеки есть персонаж, который в девятнадцать лет призван на войну. Он осуждает её, но долг перед родиной и императором вынуждает его быть разрушительной частью этой самой войны. На войне как на войне. Выбор был сделал за него… (хотя, как оказалось, выбор он всё-таки сделал свой).

Так, может быть, этот бывший полковник выращивает эти пионы не ради того, чтобы увековечить свои злые деяния, а ради того, что искупить вину за них?! Конечно, слова выбранные Мисимой, не подтверждают это, но, вспоминая сенсея из бессмертного «Кокоро» Нацумэ Сосеки, мы можем сказать, что испытывать вину за совершённый проступок на протяжении полувека — не такая уж редкость в японской культуре. Что-то во внешности бывшего вояки показало мне, что мысли об искуплении ему совсем не чужды:

Мимо нас медленно брел плохо одетый старик. Заплатанная полосатая рубашка заправлена в галифе, на голове — кирпичного цвета кепка. На ногах — таби. Невысокого роста, крепко сбитый. На щеках — седая щетина. Глубоко посаженные глаза поблескивают из-под бровей. Ему нет абсолютно никакого дела до посетителей сада. Он останавливается напротив каждого пиона и, наклонившись вперед, пристально смотрит на цветок.

Так кто же он, этот владелец пионового сада — злодей или праведник?! Если бы я уже не прочитала так много японской литературы, я бы ответила однозначно, даже не задумываясь. Но теперь думаю, что, возможно, пионы — это моно но аварэ для старика-полковника, печальное очарование вещей, нечто жизнеутверждающее и светлое, но при этом грустное, эфемерное и конечное…