0 Sorry not sorry

Послевоенная жизнь — это поиск пути между сциллой памяти и харибдой гнева, говорит автор. Чтобы жить дальше, человек должен отринуть гнев и найти способ идти дальше в обнимку с памятью. Какой ты умный, говорит Юн Линь, выжившая пленница японского концлагеря, и всю книгу пытается понять, как вот это все вывозить, вылавировать и не упасть в бездну отчаяния. Такая вот задачка со звездочкой.

Она ее сознательно усложняет, согласившись стать учеником Аритомо, бывшего императорского садовника, чтобы создать японский сад в память о сестре. А он устраивает ей что-то вроде психотерапии, суровой, как и он сам: собирает все ее триггеры (японцы, приказы, физическая работа) и позволяет их пережить в безопасной ситуации.

Работая вместе, они неизбежно взаимопроникают в жизни и мысли друг друга: Аритомо, который всю войну провел в горах, возделывая свой сад, внезапно узнает, чего стоило воображаемое величие Японии народу страны, в которой он прожил двадцать лет; Юн Линь пытается понять, стоит ли ненавидеть нацию и пытаться отменить ее вклад в цивилизацию из-за поколения милитаристов. Классные уроки, которые мы спустя полвека можем повторить, да?

Повествование идет в трех временных слоях, которые раскрываются как шкатулка в шкатулке в шкатулке, или как матрешка в матрешке в матрешке, или как рассказ в рассказе в рассказе, но суть воспоминания Юн Линь о ее непростой жизни, которые она воспоминает в воспоминаниях. То есть в 1988 году судья Тео Юн Линь возвращается на Камерунское нагорье и вспоминает, как Юн Линь образца 1951 года приехала на это нагорье в разгар гражданской войны и вспоминала свою жизнь до войны и во время. Мозголомство, если посмотреть. Очень по-японски, если подумать.

Но автор же не зверь, правильно? Поэтому события в настоящем (1988-м) он и рассказывает с использованием настоящего времени (сказала, думаю, поворачивается), а в прошлом (1951-й) — прошлого (сказала, посмотрел), а рассказы героев и вовсе милостиво заключает в огромные скобки (от одной до другой можно идти и идти на верблюдах), так что заблудиться вам не грозит. А вот пальцы сломать и сердце выжечь — это да, это конечно.

Тан Тван Энг рассказывает непростую историю о военных и послевоенных годах Малайи, последующей гражданской войне и обретении независимости. О чудовищном клубке предательств и боли, который Вторая мировая накрутила в стране вообще и на одном нагорье в частности, но делает это без избыточного драматизма.

Что приводит нас к еще одному из главных достоинств книги — ее медитативности, глубине тишины и вот этому вот моно-но-аварэ, которое прекрасно, но хочется удавиться (русская тоска, привет тебе от японской сестры).

Да, по ходу пьесы жертвы оказываются палачами, палачи — жертвами, а кто-то так и остаётся мудлом. Но жизнь течет дальше, а правды так никто не узнает. Мало того, что Юн Линь рассказывает о своей жизни, так еще и спустя почти тридцать пять лет, что тоже, знаете ли, накладывает отпечаток.

Что еще? Ну, «покончил с делом — время уходить», таков завет Дао.