5

Не приснившиеся сны
Моя мама собирает фольклорные сказки. Помню, с каким восхищением я разглядывала в детстве эти великолепные книги: как правило, необыкновенной красоты обложки, причудливые фронтисписы и затейливые буквицы! В маминой коллекции были всевозможные сказки: персидские, немецкие, арабские, японские… - и, прочитав большинство из них, уже в юном возрасте я поняла, как много общего в сказках совершенно разных народов мира.

Определение архетипа в литературе - часто повторяющиеся образы, сюжеты, мотивы в фольклорных и литературных произведениях – в определённой степени связано с архетипом в аналитической психологии. Но сначала нужно сказать о ключевом и, может быть, самом спорном понятии в теории Юнга – коллективном бессознательном.

Бессознательное по Юнгу не ограничивается только «личностным бессознательным» - вытесненными из сознания представлениями, «забытыми» воспоминания и неприятными ощущениями, - это лишь поверхностный слой подсознания, глубинную его сущность составляет коллективное бессознательное, имеющее не индивидуальную, а всеобщую сверхчеловеческую природу. Содержанием коллективного бессознательного и являются архетипы – «изначальные всеобщие психические структуры, прообразы, общечеловеческие символы мифов, сказок и тайных учений». И хотя каждый человек уникален (до некоторой степени, конечно, будучи представителем рода человеческого), и личности формируются и развиваются по-разному, коллективное бессознательное является общим для всех людей, любых времён и культур и, следовательно, едино. В этом и заключается основное отличие (отступление) Юнга от учения Фрейда:

Как и Фрейд, я уделяю особое внимание сновидениям, но стоит подойти к бессознательному, как наши пути расходятся. Для Фрейда оно представляет собой какой-то придаток сознания, куда свалено всё то, что несовместимо с сознанием индивида. Для меня бессознательное есть коллективная психическая предрасположенность, творческая по своему характеру.

В одной из статей Юнг подчёркивает, даже настаивает, что он не философ, а учёный и пользуется строго научными методами, но с ещё большим основанием, прочитав этот сборник, Юнга можно назвать культурологом: глобальность мышления, поразительная эрудиция, высокий уровень образования и культуры. Возможно, «Архетип и символ» – не лучший вариант для первого знакомства с аналитической психологией Юнга, но издатели называют эту книгу прологом к собранию сочинений швейцарского психиатра, и в этом есть смысл, поскольку представленные здесь статьи и лекции отображают взаимоотношение учения Юнга с религией, философией, наукой, алхимией и искусством.

Подход Юнга к бессознательному – а именно признание существования коллективного бессознательного - предусматривает, что существует некий единый дух человечества, который, так же как отдельная личность, подвержен психическим заболеваниям, что, например, объясняет события в России в 1917 году или в Германии в 1933-ем. С этой точки зрения любопытна и общая характеристика «заката Европы» у Юнга: «мы стали богатыми в познаниях, но бедными в мудрости». С другой стороны, приведённые в сборнике примеры анализа снов с точки зрения обнаружения в них символов коллективного бессознательного (тут снова отметим блестящую эрудицию Юнга и его строгий, логичный стиль повествования, отличающийся одновременно художественной выразительностью и энергичностью) кажутся иногда надуманными или преувеличенными, что, надо отметить, совершенно не лишает доводы автора убедительности.

«Делай своё дело и познай самого себя», - говорил Платон. Эти две важнейшие обязанности человека великому Карлу Густаву Юнгу, кажется, удалось объединить и в обеих преуспеть.