4

Когда в первом же абзаце главный герой подрезает веки, хочется ущипнуть себя и перечитать предложение сначала. Когда дальше на тебя начинают сыпаться разумные мыши, парные солнца и шейкерояли (о, я бы себе такой заимела!), привыкаешь и принимаешь правила игры Виана (а иначе к книгам вообще нет смысла приближаться), а потом и вовсе осознаёшь, что твои веки не надо ни подрезать, ни поднимать, как у Гоголевского Вия, потому что - ну вот же она, реальность, пусть и перекорёженная под дивным углом.

Виан - злой волшебник. Сначала он обрушивает на вас мир, в котором всё прекрасно, утончённо и изящно, краски сочные, настроение преотличное, денег тьма, времяпрепровождение шумное и весёлое, а расстройства возможны только от того, что тебе не в кого влюбиться. Такой золотой век, мир вечной молодости и вечного счастья с поправкой на некоторую чертовщинку. И создаётся ощущение, что главные герои так и будут все двести-с-чем-то страниц легко и беззаботно порхать по жизни. От этого немного передёргивает, потому что, когда отвлекаешься от красивостей, которые тебя окружают со всех сторон, почему-то оказывается, что "король-то голый!". Весёлые ребята - не более чем прожигатели жизни, а прекрасные девушки - безмозглые создания, едва поддерживающие диалоги. Но на каждую стрекозу найдётся своя зима, да и свадьбы в сказках случаются ближе к концу, а не к середине. И вот начинает нарастать напряжение и беспокойство. "Люди не меняются. Меняются только вещи" (с). Декорации всё те же - безумные, абсурдные, сюрреалистичные. Но сквозь добрый пейзаж Яцека Йерки проступает мрачняк Дали. Помните череп, сложенный из прекрасных женских тел? Вот оно же, только в тексте. Ироничная улыбка превращается в оскал и рассыпается в пепел на последних страницах. Занавес. Дни прошли, пена осталась.