5 В Венеции я была девять лет назад.

В то время я не задумывалась о зеркальности воды, о составляющих счастья и о том, что «глаз в этом городе обретает самостоятельность, присущую слезе». Тело же становится «транспортным средством глаза».

В своем эссе «Набережная неисцелимых» Бродский рассуждает обо всем на свете, бродя по любимой Венеции. Текст заставил поверить, будто писатель обращается лично ко мне. Сначала по-английски, а затем, благодаря переводу поэта Григория Дашевского, по-русски.

Так что несколько дней подряд мне звонил Иосиф Александрович и делился мыслями и переживаниями о воде, жизни, Боге, верности, людях, архитектуре. А я только успевала мычать в ответ и разграничивать физическое от ментального.

Он рассказывал, что «…вечером эти каменные улочки похожи на проходы между стеллажами огромной пустой библиотеки, и с той же тишиной». Вот оно. Вот то самое, чего я ждала от Венеции. Увы, со времени моего пребывания там запомнилось только палящее солнце и мутная вода каналов. Знаю одно – с Бродским мы ступали по площади Сан-Марко, заворачивали в узкие проулки, видели те же здания… правда, я не уверена, что в XX веке на одном из них так же висел рекламный плакат GUCCI с Джеймсом Франко. Да и голуби на пьяцце наверняка новые.

Поэт перевернул мое восприятие этого города. За сотню страниц я захотела туда вернуться и посмотреть на всё уже его глазами. Кажется, нет ничего важнее, чем убедиться, что вода здесь «прежняя H2O», а город «напоминает гигантский оркестр, с тускло освещенными пюпитрами палаццо, с немолчным хором волн, с фальцетом звезды в зимнем небе».

Именно такой я представляла прозу Бродского: витиеватый и в то же время простой слог, много размышлений и описаний человеческих чувств, которые до него никто не передавал словами.

В итальянском городе Иосиф проводил университетские каникулы и мечтал умереть. Несмотря на то, что он скончался в Нью-Йорке, его могила находится на венецианском острове Сан-Микеле.

LEVBOOKS | Литература, книги, искусство