Больше рецензий

21 октября 2022 г. 22:38

145

5 Вступил ли император на трон дракона

- Император вступил на трон дракона.
Жена Ци-цзиня на мгновение застыла от изумления, потом, что-то сообразив, воскликнула:
- Ну, вот и хорошо; теперь, значит, будут императорские милости и всеобщее прощение!
Ци-цзинь опять вздохнул и сказал:
- У меня нет косы...
"Волнение"

Прежде рассказы в Китае называли "праздным чтением".

Смелый писатель Лу Синь переломил этот канон, заговорив о том, чему в китайских книгах не было места.

Рассказы его были написаны в начале 20 века в стране, переживавшей не лучшие времена - оккупацию, восстания, революцию, окончание императорского правления.

20 век ворвался в закрытую империю, где чиновники любовались своими длинными ногтями, девочкам бинтовали ноги, а болезни лечили снадобьями из сахарного тростника, простоявшего три года в поле, или из пары сверчков, непременно самца и самки.



- Господин, скажите, что с моим Бао-эром?
- У него стеснение жара. ...
- Ему трудно дышать, у него дрожат ноздри.
- Это огонь побеждает металл...
"Завтра"

Рассказы Лу Синя местами наивны, местами сентиментальны, но в целом - они очень искренни, точны и правдивы. В конце концов, ему было не на что опереться, он пробивал совершенно новый путь.

Иногда в его историях вроде бы и не происходит ничего, однако за показанным незначительным случаем стоит целая эпоха.

За эталон Лу Синь взял русскую литературу, и так странно она преломилась в сознании китайского писателя - человека другой культуры и менталитета.

Прежде всего бросается в глаза плотность мира, в котором живут герои рассказов. Каждая заклепка на чашке имеет свой вес, форму и даже цену.

Зола от соломы, и та годится не только в подарок соседям, но и для пояснения - в каком мире живут крестьяне. В мире, где песчаная почва, бедность и где прекраснодушию нет места - в эту подаренную золу можно спрятать то, что украл у друга детства, все равно он уезжает навсегда ("Родное село").

Этикет - одно, а отношения между людьми - совсем другое. Например, никто не считает нужным скрывать своего злорадства. Это другая культура и другое общество.



Жена Ци-цзиня своими зоркими глазами еще издали разглядела, что сегодня Чжао Ци-е не похож на даосского монаха. Передняя часть его головы была гладко выбрита, а на макушке торчали черные волосы. Она сразу догадалась, что император вступил на трон дракона и что теперь плохо придется тому, у кого нет косы. Значит, Ци-цзиню на самом деле грозит большая опасность. Недаром Чжао Ци-е вырядился в длинный голубой халат, он не надевает его по пустякам. За последние три года он появлялся в нем только дважды. В первый раз - когда заболел поссорившийся с ним рябой А-сы, и во второй - когда умер Лу Та-е, наскандаливший в его винной лавке. Сегодня Чжао Ци-е опять ликовал, потому что его враг попал в беду.
"Волнение"

Мужчины в знак покорности чужеземной, маньчжурской, династии были обязаны ходить с косой. Бедному Ци-цзину косу отрезали против его воли, когда он был в городе по делу. Все знают, что он ни в чем не виноват, но защищать его никто не станет.

Лу Синь, не сглаживая углов, показывает всеобщее равнодушие, точность при учете грошовых долгов, ожидание обмана даже при покупке чаши дешевого вина, кабачки - центры местных сплетен - с названиями вроде "Всеобщее благополучие" или "Успех во всем".

Это безумно интересная, но в чем-то страшная литература переходной эпохи, когда никого не удивит, что вступил император вновь на трон дракона, что не вступил.

Прежним книжным языком конфуцианских канонов (гувэнь, вэньянь) или языком эстетства (багу) выразить происходящее уже было нельзя, ведь мир сорвался с основ.

Лу Синь создал новый литературный язык - байхуа, байхуавэнь - понятный людям всех слоев общества.

В "Избранном" Лу Синя - его самые известные рассказы. Перевели их замечательные советские востоковеды - Эйдлин, Рогов, Рогачев.