5 Иванушка-дурачок на фронтах Первой мировой

«Бравый солдат» Швейк, главный герой романа Гашека, - это жизнерадостный и хитроумный саботажник, совсем не такой простодушный, как может показаться на первый взгляд, кладезь баек и поучительных историй на все случаи жизни.

«Если тебя один раз признали идиотом, это тебе пригодится на всю жизнь»
Искренность и добрые намерения Швейка находятся в разительном контрасте с непредсказуемыми последствиями его поступков. Он и оправдывается так, что ему нечего возразить: «Я всегда хочу поправить дело, чтобы все вышло по-хорошему, и никогда ничего из этого не получается, кроме неприятностей для меня и для других».

Вот Швейка распекает поручик Лукаш:

- Другой за тысячу лет не смог бы натворить столько глупостей, сколько вы за эти несколько недель. Надеюсь, и вы это заметили?
- Так точно, господин обер-лейтенант, заметил. У меня, как говорится, очень развит талант к наблюдению, но только когда уже поздно и когда неприятность уже произошла. Мне здорово не везет, все равно как некоему Нехлебе с Неказанки, что ходил в трактир «Сучий лесок». Тот вечно мечтал стать добродетельным и каждую субботу начинал новую жизнь, а на другой день рассказывал: «А утром-то я заметил, братцы, что лежу на нарах!»
Во всех переделках Швейка выручает официальный диагноз «идиота» («Если тебя один раз признали идиотом, это тебе пригодится на всю жизнь»). Это одновременно и клоунская маска, и способ не подчиняться обстоятельствам, противопоставив мнимое простодушие идиотизму агонизирующей Австро-Венгерской империи, а ребяческую наивность - безжалостному абсурду войны. Маска ироничного идиота - лучшая защита от угрозы быть растерзанным военной машиной.

Миру хищников-бюрократов, полицейщины и жестокости Швейк противопоставляет свой пуленепробиваемый «патриотизм»: он славит государя императора, когда его ведут под конвоем, едет в инвалидной коляске и, размахивая костылями, кричит: «На Белград! На Белград!»

Байки Швейка
Швейк спасается от отчаяния и абсурда, постоянно рассказывая байки – случаи из жизни «маленьких людей», их нелепые приключения и абсурдные происшествия. Эта мудрость особого рода, произрастающая из вопиющего абсурда, здравый смысл, скрывающийся за кощунством. А как иначе выжить в мире, где, даже попав во сне в рай, как кадет Биглер, ты выясняешь, что Богом работает капитан Сагнер из одиннадцатой маршевой роты?

И примеры героизма и доблести в этих байках соответствующие: «Когда дело дошло до штыкового боя, попала ему в голову пуля. Вот понесли его на перевязочный пункт, а он как заорет, что не даст себя перевязывать из-за какой-то царапины, и полез опять со своим взводом в атаку. В этот момент ему оторвало ступню. Опять хотели его отнести, но он, опираясь на палку, заковылял к линии боя и палкой стал отбиваться от неприятеля. А тут возьми да и прилети новая граната – и оторвала ему руку, аккурат ту, в которой он держал палку! Тогда он перебросил эту палку в другую руку и заорал, что это им даром не пройдет! Бог знает, чем бы все это кончилось, если б шрапнель не уложила его наповал. Возможно, он тоже получил бы серебряную медаль за доблесть, не отделай его шрапнель. Когда ему снесло голову, она еще некоторое время катилась и кричала: «Долг спеши, солдат, скорей исполнить свой, даже если смерть витает над тобой!»

«Маленький человек» на войне
«Похождения Швейка» – это роман-странствие, «Илиада» и «Одиссея» в одном флаконе, а сам Швейк - Дон Кихот и Санчо Панса в одном лице.

Смысл жизни «маленького человека» на войне описывается фреской, с которой «на Швейка с изумлением взирал какой-то великомученик. В зад ему кто-то вонзил зубья пилы, и какие-то неизвестные римские солдаты усердно распиливали его. На лице мученика не отражалось ни страдания, ни удовольствия, ни сияния мученичества. Его лица выражало только удивление, как будто он хотел сказать: «Как это я, собственно, дошёл до жизни такой и что вы, господа, со мною делаете?»

Сюжет романа – нескончаемая одиссея Швейка между гарнизонной тюрьмой, больницей для уклонистов, полковой кухней, штабом и клозетом. Героя затягивает «воронка войны», а точнее ржавые, со скрипом проворачивающиеся колеса бессмысленной и безжалостной военной бюрократической машины («Военно-юридический аппарат был великолепен. Такой судебный аппарат есть у каждого государства, стоящего перед общим политическим, экономическим и моральным крахом»). Против нее героизм бессилен. Сразиться с системой способен лишь фольклорный персонаж – Иванушка-дурачок, философствующий шалопай, безмятежный хитрец, ловкий саботажник. Что бы ни случилось, он никогда не унывает, ни с кем не спорит, никому не противостоит, а смотрит на мир с мнимым простодушием:

«А добрые, невинные глаза Швейка продолжали сиять мягкой теплотой, свидетельствуя о полном душевном равновесии: «Все, мол, в порядке, и ничего не случилось, а если что и случилось, то и это в порядке вещей, потому что всегда что-нибудь случается».

Поэтому его никак не удается перемолоть государственной машине.

«Башку оторвало, а он все заряжал и песню напевал»
Швейк – новый персонаж военной прозы. Это не герой, совершающий подвиги, и не Наполеон, вдохновляющий войска на битву.

Швейк начинает свою военную карьеру со службы денщиком у фельдкурата фон Каца – полкового священника. «Великая бойня – мировая война – также не обошлась без благословения священников. Полковые священники всех армий молились и служили обедни за победу тех, у кого состояли на содержании. (…) Во всей Европе люди, будто скот, шли на бойню, куда их рядом с мясниками – императорами, королями, президентами и другими владыками и полководцами – гнали священнослужители всех вероисповеданий, благословляя их и принуждая к ложной присяге».

В романе ярко описана бессмысленность войны:

«Последним убежищем для нежелавших идти на войну была гарнизонная тюрьма. Я сам знал одного сверхштатного преподавателя математики, который должен был служить в артиллерии, но не желая стрелять из орудий, «стрельнул» часы у одного подпоручика, чтобы только попасть в гарнизонную тюрьму. Сделал он это вполне сознательно. Перспектива участвовать в войне ему не улыбалась. Стрелять в неприятеля и убивать шрапнелью и гранатами находящихся по ту сторону фронте таких же несчастных, как и он сам, сверхштатных преподавателей математики он считал глупым».

Чтобы избежать войны, Швейк идет ей навстречу. Он сталкивается с абсурдом и бессмысленностью происходящего, чудовищной глупостью и жестокостью высших чинов – полковников и генералов, пьянством и развратом офицеров, произволом полицейских, невежеством и обжорством солдат. Здесь царит хаос и путаница, и никто не понимает, что происходит: «Итак, слова Наполеона: «На войне ситуация меняется каждое мгновение» - нашли здесь свое полное подтверждение: утром конвоиры вели под штыками Швейка и боялись, как бы он не сбежал, а под вечер оказалось, что Швейк привел их к месту назначения и ему пришлось их караулить».

Солдаты не знают, зачем их подняли с мест и куда-то погнали, а снабжение и боеприпасы не подвезли, зато дали приказ любой ценой удерживать этот клочок земли.

Работа штаба оказывается парализованной из-за лишнего комплекта обмундирования, и старший писарь Ванек выговаривает вернувшемуся в строй Швейку:

«Вы вообще не должны были возвращаться и причинять нам неприятности с двойным мундиром. Вы и понятия не имеете, какую свинью вы подложили батальону. Каждая часть вашего обмундирования у нас заприходована. В моих списках наличия обмундирования роты это обмундирование значится как излишек. В роте одним комплектом обмундирования больше. Это я уже довел до сведения батальона. Теперь нам пришлют из бригады уведомление, что вы получили новое обмундирование, а между тем батальон в списке о наличии обмундирования отметил, что имеется излишек одного комплекта. Я знаю, чем это кончится: из-за этого могут назначить ревизию. А когда дело касается такой мелочи, обязательно приедут из самого интендантства. Вот когда пропадает две тысячи пар сапог, этим никто не поинтересуется».

У войны своя абсурдная бесчеловечная логика, о которой рассуждают «маленькие люди» перед отправкой в окопы:

« - Солдат хоронят нагишом, а форму с мертвого надевают на живого. Так и идет по очереди. - Пока не выиграем войну, - заметил Швейк».

«- Но если у меня дома хозяйство? - Плюнь на хозяйство, - посоветовал Швейк. – Лучше отдай жизнь за государя императора. Разве не этому учили тебя на военной службе?»

«- Я уже три раза присягал, - отозвался один пехотинец, - и в третий раз сижу за дезертирство. Не будь у меня медицинского свидетельства, что я пятнадцать лет назад в приступе помешательства укокошил свою тетку, меня бы уже три раза расстреляли на фронте. А покойная тетушка всякий раз выручает меня из беды, и в конце концов я, пожалуй, выйду из этой войны целым и невредимым»

«Его императорского и королевского величества поставщики человеческих трупов со звездочками и без звездочек! Любой бык счастливее нас с вами. Его убьют на бойне сразу и не таскают перед этим на полевое учение и на стрельбище».

Швейк с вольноопределяющимся Мареком делают неутешительный прогноз на будущее:

«Влезть-то сумеет каждый, но вылезть – в этом и заключается настоящее военное искусство. Когда человек куда-нибудь лезет, он должен знать, что вокруг происходит, чтобы не сесть в лужу, называемую катастрофой».

«Вообще всё в армии уже воняет гнилью, - сказал вольноопределяющийся, укрываясь одеялом. – Массы пока еще не проспались. Выпучив глаза, они идут на фронт, чтобы из них сделали лапшу; а попадет в кого-нибудь пуля, он только шепнет: «Мамочка» - и все. Ныне героев нет, а есть убойный скот и мясники в генеральных штабах. Погодите, дождутся они бунта. Ну и будет же потасовка!»

«Башку оторвало, а он все заряжал и песню напевал», - горланят Швейк и Марек в гарнизонной тюрьме, и это горькая метафора бессмысленной бойни, в которую оказались втянуты миллионы.

Но здравомыслие и народная мораль, воплощением которых является непотопляемый Швейк, утешают напоследок: «Ведь как-нибудь да будет! Никогда так не было, чтобы никак не было».