2.5 Новая история для нового царька

Как-то так повелось в российской историографии, что под видение нового царька всегда возникал придворный историк, который под это видение историю и подмахивал.
Начиная с Карамзина , бывшего первопроходцем при зарождении грамотности , который не только историю наново творил , но и зарождающийся русский язык реформировал.
Гумилёв же, строго говоря не столько учёный, сколько сын поэта и поэтессы, слишком уж вольно обращающийся с собой же выдвинутой гипотезой о некоей общности (этносе) и некоей движухе (пассионарности) под которую он подсовывал всё , что угодно , по мере необходимости.
По-всей вероятности , при советской академической школы , которая хоть и была пропагандистской , но откровенную лажу всё-таки отфильтровывала, он поэтому и не издавался.
Но академичность вместе с союзом приказало долго жить , пришли новые пацанчики, не отягощенные раздумьями о сложности сущего.
«И тут Остапа понесло» . И книги его массово начали издаваться после 2000 г.
И ладно бы в этой ниге только тезисы про хазар, полностью порабощенных проклятыми евреями. Ладно бы обзывание немцев и прибалтов, воюющих между собой единым «западным» этносом.
Но Гумилёв даже не удосужился объяснить, почему ползающий на коленях и облизывающий монгольские зады Александр Невский был примером патриотизма и дальновидности , а Миндовг был представителем агрессивно западного этноса , стремившегося обратить в католичество русских (которых тогда еще и в помине не было). Просто прифигачил сюда пассионарность и тем и ограничился.