5 Любовь и смех как лекарство

Необычно большая для любовных романов толщина (400 страниц) и оформление обложки, говорящее о чем-то более интеллектуальном, заставили перевернуть книгу и прочитать аннотацию. Первая фраза, крупным шрифтом (цитата из книги):

"По жестокой иронии судьбы у человека с самым большим английским словарным запасом на Земле были практически разрушены центры мозга, отвечающие за речь..."

Я не смогла пройти мимо документального романа об истории писателя, профессора, преподававшего современную британскую литературу, которому пришлось столкнуться с афазией - системным нарушением речи, когда взрослый человек оказывается неспособным подбирать и произносить слова, строить фразы, понимать речь других людей, распознавать символы, писать... Очнувшись после инсульта, Пол Уэст мог произнести только слово "мем". В аннотации написано: "...благодаря поддержке жены, поэтессы и писательницы Дианы Акерман, он начал вновь не только говорить, но и писать". Это и правда потрясающая история большого успеха человека, который по прогнозам врачей был обречен на безмолвие.

"При поступлении в больницу Полу провели ультразвуковое исследование мозга, которое не выявило второго инсульта, продемонстрировав лишь опустошенное, покрытое шрамами поле битвы. Сидя в отделении скорой помощи, я увидела на лице врача выражение глубокого сочувствия.
- Что показало сканирование? - спросила я.
Он указал на оставленные инсультом поражения в височной и теменной долях, огромный отмерший участок в затылочной области и многочисленные пораженные очаги по всему мозгу.
- Я бы предположил, что этот человек находится в вегетативном состоянии, - сказал он с мягким сочувствием.
- Отнюдь нет. Вы поверите, если я скажу, что после удара он уже написал несколько книг? Что, страдая афазией, он много общался, много плавал, что его жизнь, хотя во многом ограниченная, все же была счастливой и относительно нормальной?
Он недоверчиво посмотрел на меня:
- Как это возможно? - тихо спросил он, будто размышлял вслух. Вновь взглянув на снимок, демонстрирующий мертвенный пейзаж, он покачал головой.
- Он работал, развивал мозг. Все четыре с половиной года после инсульта.
- Спасибо, что рассказали об этом, - задумчиво произнес врач. - Полезно знать, что чудеса бывают".

В аннотации есть, с моей точки зрения, большая недоговоренность. Конечно, любовь и поддержка жены стали базой для быстрого восстановления, но весьма значительную роль в этом процессе сыграла их помощница, "мамочка-домохозяйка при двух писателях", сиделка, домработница, технический редактор и корректор книг Пола Лиз - необыкновенная женщина, каким-то чудом оказавшаяся рядом и идеально вписавшаяся в эту странную семью. Когда я читала главу, посвященную ей, я чуть не подпрыгивала на месте. Почувствовала родственную душу. Не могу не зачитать вслух кусочек.

"Поэтому не приходилось удивляться, что я подготовила для Лиз новый трудовой договор <...>, который, помимо прочего, предусматривал прибавку к зарплате, неограниченное количество дней отпуска (а их требовалось довольно много), ежемесячный педикюр и, наконец, получение такого количества шоколада, сколько весит сама Лиз.
Надо сказать, хотя мы все с удовольствием предвкушали "получение шоколада по весу" и в красках представляли себе церемонию публичного взвешивания, но, тем не менее, книги были для Лиз притягательнее шоколада. Поэтому мы совместно разработали сибаритскую методику конвертации шоколада в литературу. <...>
Лиз, называвшая себя "полезнейшей из всех линий гражданской обороны", была прирожденным техническим редактором и корректором, и к тому же обладала отличными способностями к организации - неважно, шла речь о людях или о порядке в гардеробе. Я была бесконечно благодарна ей за то, что она всякий раз готовила и трижды проверяла медикаменты для Пола, с фантастической методичностью контролировала, не окончился ли срок действия у его рецептов, при этом проявляла не меньшую тщательность, бинтуя ссадину или порез на его ноге. Лиз симметрично складывала полотенца, отчего они становились похожими на аппетитные ряды разноцветных пирожных, периодически перетряхивая свернутые мною: я складывала их втрое, и это не гармонировало с уложенными ею стопками, где все полотенца были сложены вчетверо. Она проводила тщательно запланированные "набеги" на заброшенные шкафы со старыми бумагами и их окрестности в нашем пыльном, замусоренном гараже, куда мы сваливали старые рукописи.
- Я просто полностью интегрирована в ваше хозяйство, - говорила она, когда мы начинали ее нахваливать, предполагая, что после долгого знакомства с нами она научилась инстинктивно понимать, что именно нам нравилось. Однако правдой было и то, что мы сами привыкли к ее методам ведения дел". <...> Мне было забавно наблюдать, как поразилась Лиз, когда я не стала возражать против того, чтобы она поменяла все местами в кухонных шкафах и ящиках, переоборудовала прихожую в набитую всякой всячиной кладовую, передвинула кресла в гостиной, которые мы десятилетиями не трогали с места <...>. Она установила иерархию памятных записочек-наклеек на кухонных шкафчиках, разделив их по размеру, цвету, форме и уровню срочности. <...>
Мы удивительно хорошо подходили друг другу. Мы с Полом генерировали бесчисленное множество проектов, а Лиз с маниакальным упорством организовывала их, радостно утверждая, что всегда была "фанатом энтальпии", подразумевая под этим искусство превращать бедлам в беспорядок. И хотя я никогда не отличалась методичностью, я оценила растущее ощущение упорядоченности в доме, особенно ценное в то время, когда мой мир, казалось, пришел в полный хаос без надежды на восстановление".

И еще, на мой взгляд, важно, что без изрядной доли юмора, которой было пропитано все взаимодействие этих людей, такого грандиозного успеха в восстановлении после инсульта Полу Уэсту не удалось бы достичь. Если быть совсем лаконичной, то я бы сказала, что эта книга - о роли любви и юмора в преодолении самых тяжелых жизненных испытаний.