5

В большей степени Хосбаума интересуют политико-социальные аспекты формирования нации, он не считает культуру (как мне показалось) основополагающей или чрезмерно значимой переменной в этом процессе, хотя в первой части книги (главы 1 и 2) и касается этого вопроса.

Книга была написана уже после развала Союза (в ней часто мелькает 1992 год как наше *теперь*)
Европейский контекст с его уже сложившимися нациями и латентными очагами национализма в Стране Басков, Каталонии, Бельгии etc. не являются для Хобсбаума основным материалом для выводов о будущем затухании активности национализма как такового (речь не идет о затухании вообще).

Все сказанное не означает, будто национализму не принадлежит сейчас видное место в мировой политике или что по сравнению с прежними временами его заметно поубавилось. Я говорю о другом: несмотря на то, что национализм, бесспорно, вышел на первый план, исторически он стал менее важным. Он уже не является, так сказать, глобальной перспективой развития или всеобщей политической программой, — чем он, вероятно, действительно был в XIX — начале XX вв. Теперь он, самое большее, лишь дополнительный усложняющий фактор или катализатор для иного рода процессов. Историю европоцентристского мира XIX века можно не без веских оснований представить в виде истории «становления наций», как это и сделал в свое время Уолтер Бэйджхот. В подобном свете мы и сейчас изображаем историю крупнейших государств Европы после 1870 г.

Но неужели кто-нибудь опишет подобным образом мировую историю конца XX-начала XXI века? — В высшей степени маловероятно. Напротив, ее неизбежно придется писать как историю такого мира, который уже не может быть удержан в жестких рамках «наций» и «наций-государств» в их прежнем толковании — политическом, экономическом, культурном и даже лингвистическом. История эта будет в значительной степени супранациональной и инфранациональной, но даже инфранациональность — независимо от того, рядится ли она в одежды какого-либо мини-национализма или нет — станет симптомом упадка старых наций-государств в качестве эффективно действующих структур. Ведя речь о «нациях-государствах», «нациях» или этнических/языковых группах, история прежде всего покажет, как они отступают на второй план перед лицом нового, супранационального преобразования мира, сопротивляются ему, поглощаются им или адаптируются к нему. Нации и национализм никуда из этой истории не исчезнут — но только играть они в ней будут второстепенные, а часто и совершенно незначительные роли. Это не значит, что в системе образования и в культурной жизни отдельных, в особенности небольших стран их национальная история и культура не будут занимать весьма важное место — их роль, вероятно, даже возрастет. Вполне вероятно, что они смогут пережить расцвет в рамках гораздо более широкой супранациональной системы, как процветает, например, в наши дни каталонская культура, — при этом, однако, молчаливо подразумевается, что общение каталонцев с остальным миром будет осуществляться на испанском и на английском, поскольку весьма немногие из людей, живущих вне Каталонии, окажутся способными говорить с каталонцами на своем языке.

«Нация» и «национализм», как я уже заметил выше, больше не являются терминами, в которых можно адекватно описать, а тем более глубоко проанализировать политические образования и даже чувства и настроения, которые в свое время описывались с их помощью. И я не исключаю возможности того, что с закатом нации-государства и национализм пойдет на убыль; и тогда с ясностью обнаружится, что быть «англичанином», «ирландцем», «евреем» или совмещать в себе все эти характеристики — это лишь один из многих способов самоидентификации, к которым прибегают люди в зависимости от конкретных обстоятельств. Было бы нелепо утверждать, что день этот уже близок, — я, однако, надеюсь, что сейчас о нем уже можно говорить как по крайней мере о реальной перспективе. В конце концов, сам факт, что историки начинают делать известные успехи в исследовании и анализе проблем наций и национализма, наводит на мысль, что в этом — как и во многих других случаях — пик изучаемого ими феномена уже позади. Сова Минервы, несущая мудрость, вылетает, по слову Гегеля, в сумерки, и то, что теперь она кружит над нациями и национализмом, есть добрый знак.

Хм.. любопытно, я видела информацию, что книга издавалась в 1991 году (ну а написана, ясное дело, была не за месяц до этого). Возможно, во второе издание вносились правки с учетом "текущего момента".

Я поняла суть аргументации. Вот только отсылки к Советскому Союзу в приведенном вами фрагменте так и не увидела.

Забавно.

По поводу отсылок к СССР - Нации и национализм после 1780 года Глава 6.

Это такой новый тренд на ЛЛ, да? Вместо того, чтобы объяснить позицию, высказанную в рецензии, предлагать почитать книгу? Спасибо, я это сделаю, если захочу. В данный момент мне было любопытно узнать Ваше мнение. Но нет, так нет.

Из Ваших ремарок у меня не сложилось впечатления, что Вам любопытно было узнать мое мнение, скорее наоборот - Вам заранее все известно, и мой *новый тренд*, как Вы выразились, - лишь нежелание ломать копья в такой ситуации.

В своем первом комментарии я не случайно написала слово "спорно" (а не "неправильно"). Я, конечно, себя очень люблю, но не считаю свое мнение истиной в последней инстанции. Но если Вы предпочитаете диалоги из категории "все со всеми согласны", окей, я поняла, больше не буду приставать.

Конечно, именно это я и предпочитаю, Вы вновь безусловно правы)

Мне кажется, скорее ксенофобия - национализм понятие весьма юное, а человечеству всегда было, есть и будет (видимо), что делить. Любые *другие* - прекрасное оправдание всему чему угодно - тут и *охота на ведьм*, и социальные потрясения/революции, гражданские войны, религиозные движения... Нация - только новая обертка старого как мир противостояния *мы и они*.
Да и часто современный национализм прикрывает собой абсолютно другие цели/причины/намерения и т.д.

Национализм - это долгоиграющая разновидность ксенофобии. Да и вообще - все это лишь причина. Ее найдут при желании всегда.