4

Как бы выглядел мир, в котором старушка учит плясать лягушонка, старичок, распахивая окно, громко кричит для поднятия настроения местных жителей: «Трумбаду, трумбада!», а другой, неудачно упавший с кобылы, был склеен крепким клеем и стал в двойном количестве? Все это и пытается представить в своей повести «Между двух стульев» (всего-то 60 с небольшим страниц) Евгений Клюев, призвав на помощь пятистишия Эдварда Лира.
Справедливости ради, надо отметить, что на страницах повествования все-таки присутствует и крупица здравого смысла в виде молодого человека, которого зовут не то Петр, не то Павел, в общем, Петропавел.
***
Если вы отобьетесь от Шармен и увяжитесь за Бон Жуаном, который удалился в направлении ускакавшего Всадника-с-Двумя-Головами, то, возможно, попадете в странную местность.
Нет не так. Вначале вы попадете на паркетный пол, плавно переходящий в поляну, за которой находится ЧАЩА ВСЕГО, и проживает (иногда) засекреченный старик Ой ли-Лукой ли, распевающий странную песню:
Двенадцать человек на сундук холодца –
Йо-хо-хо! – и ботинки гнома.
Думаю, уже стало ясно, чем занимается на страницах своей повести г-н Клюев – всячески издевается над Здравым Смыслом (именно так, с большой буквы). Тем Здравым Смыслом, который «…деловитый и трезвый хозяин. В гости к нему не приходят ни в два часа ночи, ни в семь часов утра – приходят либо к обеду, либо к ужину. Не надевают канареечные шорты, полосатые гетры или купальник – надевают строгое платье или костюм тройку. В гости к Здравому Смыслу не приносят попугая на плече или жабу на ладони – приносят букет цветов и торт».
***
Спрашивается, как же происходит процесс этого издевательства?
Отвечаю, всеми возможными способами. Например, коверканьем известных слов и переиначиванием устоявшихся понятий. Помещением носителя Здравого Смысла – Петропавла, в нелепейшие положения. Сталкиванием бедного молодого человека с совершенно невозможными персонажами.
Как вам, например, такое Белое Безмозглое, рассуждающее об асимметричном дуализме языкового знака или о природе имен.

Если название не раскрывает сущности предмета… бессмысленно пытаться объяснять что бы то ни было с помощью названий… Имена условны… Они не воссоздают предметного мира… Они создают свой мир… это мир имен… мир слов… Их придумали, чтобы обмениваться словами, а не предметами… предметы бывают тяжелыми… они не всегда под рукой… ногой… головой… – и Белое Безмозглое прикинулось уснувшим.

Или Пластилин Мира. Мало того, что ему надо 126 раз позвонить в придверный колокольчик, так он еще и не имеет постоянного вида. Не говоря уже о Воще Бессмертном, проживающем в ХАМСКОЙ ОБИТЕЛИ, или Смежной Королеве.
Вот, например, описание последнего персонажа.

Дальше...

Петропавел очнулся, но, увидев хозяйку, чуть было снова не лишился чувств. Она состояла из двух четко отграниченных друг от друга половин левой и правой, причем, по всей вероятности, половины эти принадлежали раньше разным людям. Левая сторона была несомненно заимствована у красавицы: золотые кудряшки, трогательный серый глазок с длинными пушистыми ресницами, половинка изящного носика и пунцовых губок безупречного рисунка, половина подбородка с половинкой ямочки, половинка точеной шеи, обольстительное плечико, прекрасные линии руки, талии, бедра, стройная ножка – во все это можно было бы без памяти влюбиться, если бы не правая сторона. Всклокоченные белобрысые патлы нависали над косеньким глазом, дальше следовали половина приплюснутого и, видимо, перебитого носа, уголок толстых брюзгливых губ, шея в складках, свисавших с подбородка, могучее мужское плечо… ну, и так далее, до земли. Вертикальный шов на ее платье соединял кружевной сарафанчик с грубошерстным салопом, левая ножка была обута в серебряную туфельку, правая нога – в черный резиновый ботик. Обувь обнаруживала отчетливое несоответствие размеров…
Увидев Петропавла, хозяйка тоже сильно удивилась и тотчас принесла странные извинения:
– Простите великодушно: я думала, это Тупой Рыцарь, от которого я уже припухла!

От такого вида можно запросто потерять последние мозги, оставшиеся после соударения с дверью Королевы.
***
Г-н Клюев порой просто невыносим. От него достается буквально всем. И Канту, и Гегелю, и Фердинанду де Соссюру – отцу-основателю лингвистического структурализма. Особенно последнему.
И спрашивается – за что? Ну, подумаешь, разделил человек язык, как систему, и речь, как реализацию этой системы, и доформализовался до синтагматической и парадигматической осей. Так ведь, заметьте, не сам. Это же все бесстыжие ученики, составившие из его лекций, записей и конспектов посмертный «Курс общей лингвистики».
Но нет пощады от бездушного автора. И гонит он своего здравомыслящего героя (нас с вами) через АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ, на поиски Слономоськи, чтобы тот указал путь к Спящей Уродине, поцеловав которую только и можно вырваться из этого безумного мира.

Но почему же тогда Петропавел, возвратившись в такой привычный и почти уже не замечаемый обыденный мир нашей действительности, вдруг устремляется назад, чтобы навсегда остаться в том не поддающемся никакому Здравому Смыслу безумстве? :)